Евгений Мартинсон. Наше детство было опалено войной
На фото: слева брат Анатолий, справа я, Евгений. Давлекановский детский дом.
Во время войны для нашей семьи начались черные дни. Немало пришлось хлебнуть горя в оккупированном гитлеровцами селе Ревовка. Это вспоминается как страшный сон. Всех, кто пережил то страшное время, можно считать героями.
Когда в село ворвались фашисты, мне было семь лет. Все молодые парни и мужчины ушли в леса к партизанам.
Фашисты зверствовали над мирными жителями, стариками и детьми. Вооруженные до зубов, они рыскали по хатам. Подозреваемых в сотрудничестве с партизанами вешали или расстреливали, а дом поджигали.
Наша мама никуда не могла бежать с пятерыми детьми. Однажды в наш дом ввалилось несколько гитлеровцев. Обшарив все закоулки, они забрали все съестное и переловили всех кур. Мы молча, уцепившись за испуганную мать, наблюдали, как орудуют фашисты. После налета гитлеровской саранчи многие жители села оставались без еды и умирали с голоду. Услышав, что фашисты начали перепись имевшегося у населения скота, мама с папой решили как можно скорее заколоть огромного кабана, а сало с мясом надежно спрятать. Не знаю, где родители прятали тушку, но нам, детям, мама каждый день давала по кусочку сала или мяса, и мы были очень рады, что кабанчик не достался гитлеровцам.
На работников железной дороги налагалась бронь, поэтому папу не забрали на фронт. Узнав, что папа и моя сестра Вера железнодорожники, немцы решили задействовать их в своих целях. Они выдали им повязки с надписью «Deutsche Arbeiter» («Немецкий рабочий»). Но захватчики просчитались. Папа и Вера сожгли повязки и скрылись. Лишь изредка, опасаясь возмездия, они приходили домой. Так продолжалось до вступления в село советских войск.
Среди оккупантов были не только немцы, но и люди других национальностей. Выделялись румыны – мы их отличали по алюминиевым пуговицам на мундирах. На моих глазах произошел такой случай. Большая группа немецких солдат бежала по пыльному шляху, расположенному в десяти метрах от нашего дома. Пыль была черная, похожая на пудру. Бежавший рядом с солдатами немецкий офицер то и дело командовал: «Лечь! «Встать! Лечь! Встать!» Солдаты обессилили, некоторые падали в пыль и подняться уже не могли. Лишь после этого карательные меры прекращались. Видимо, эти воины в чем-то провинились, за что и получили наказание.
Послевоенные годы
Тяжелые времена пришлось пережить нашей семье после войны. Кругом разруха, голод и нищета. Игрушками для нас, детей войны, служили боевые винтовки, неразорвавшиеся снаряды, гранаты, патроны. Все это мы без труда находили на бывших полях сражений – в лесах и лесопосадках. Глупые мы были, разводили костры, бросали туда смертельно опасные находки, убегали подальше и наблюдали за взрывами. Такие шалости для многих заканчивались трагично. Страшно представить, сколько детей погибло в момент такой «игры».
Местные власти приняли экстренное решение сообща очисть все опасные зоны, угрожающие жизни людей. Найденные трофеи приносили в здание сельской школы, а затем отправлялись для уничтожения.
Постоянный страх за детей, отсутствие продуктов доставляли много переживаний нашим родителям. Есть было совершенно нечего. Мы с братьями по нескольку раз в день ходили вдоль железной дороги и подбирали все, что выбрасывалось из окон пассажирских поездов: догрызали арбузные корки, обсасывали головы о селедок. Особенно радовались, когда попадались куски зацветшего хлеба. Мы собирали уголь, щепки и обменивали на что-нибудь съедобное.
Чудом оставшись в живых, наша семья в 1947 году переехала в Среднюю Азию. Видимо, рассчитывали, что там можно обойтись без зимней одежды и легче раздобыть продукты. В то время говорили: «Ташкент – город хлебный». А может быть, причиной покинуть Украину послужили слухи о том, что якобы в местах взрывов снарядов от «Катюши» земля не будет плодоносить. Такие размышления родителей я слышал своими ушами.
Мы поехали в Ташкент, но хлеба так и не увидели. Правда, до Ташкента не доехали, поселились неподалеку – на станции Генгельды (Казахстан). Жили в служебном помещении, предоставленном руководством железной дороги. Помню, мама варила нам большое ведро каши из хлопкового жмыха, вкус которой был отвратительным до тошноты. Но больше ничего не было, и. чтобы утолить мучительный голод, мы вновь и вновь возвращались к ведру и черпали эту злополучную кашу.
Семья сильно бедствовала. Мы ходили по базару, подбирали с земли косточки от урюков, персиков, перезревшие гнилые фрукты. Вынуждены были попрошайничать.
Среднеазиатский климат подорвал здоровье родителей. Оба тяжело заболели. Прожив там менее года, родители решили поехать в Башкирию, в деревню Ново-Михайловка Чишминского района. Раньше недалеко от этой деревни у родителей был хутор, но теперь не было ни кола ни двора. Правда, мама и папа лично знали почти всех жителей деревни, и кто-то предоставил нам для житья старую баню. Там было холодно, неуютно, стоял затхлый запах. Одежды, постельных принадлежностей не было и в помине. В сырой бане мы ютились до тех пор, пока добрые люди не разобрали нас по своим домам.
Испытания оказались невыносимыми для наших родителей. В феврале 1948 года, не имея жилья и средств к существованию, в возрасте 40 лет от тяжелой болезни умер папа. Не помню, какого числа это произошло. В этот день мела сильная метель. Председателю колхоза с трудом удалось раздобыть доски для гроба. Папин уход из жизни окончательно подорвал мамино здоровье, и ее взяла к себе в дом деревенская жительница Анастасия Жедяева. А нас, троих братьев, приняла другая женщина – тетя Ганна. Это было решено, чтобы оградить болевшую маму от хлопот и переживаний за детей. Но материнское сердце страдало и на расстоянии.
Старшая сестра Вера устроилась уборщицей при школе. Там и жила в маленькой комнатушке вместе с учительницей Лидией Макаровной. Ее мизерной зарплаты не хватало, чтобы прокормить трех младших братьев. Испытывая постоянный голод, мы вынуждены были ходить по дворам и просить милостыню. Подавали нам, кто что мог: одну-две картошины, кусочек хлеба, свеклу или горсть семечек.
В то время всем жилось нелегко. Чаще других мы наведывались к одной добренькой бабушке, которая жалела нас и давала картошки целыми пригоршнями. Но однажды младший братишка Валентин явился с пустой котомкой, заплаканный, в разодранных в полосы штанишках (а они были одни на троих!). Он показал нам собачьи укусы. Оказалось, одна из дочерей бабушки натравила на него пса, чтобы отвадить нас от дома. С тех пор мы обходили эту избу стороной.
…Некоторое время спустя наша мама была госпитализирована в одну из уфимских больниц. Сестра Вера часто навещала ее. Однажды она вернулась подавленной. Достав из газеты ломоть хлеба, сестра разломила каждому поровну и сказала: «Ешьте, братики, это мама прислала гостинец». А потом, не сдержав нахлынувших слез, произнесла страшные слова: «Нет у нас больше мамочки, умерла!» Все четверо мы долго не могли успокоиться, обливаясь горькими слезами.
Маме было 45 лет, она была похоронена на Ново-Ивановском кладбище Уфы в общей могиле №28. «Ваша мать просила не сообщать о ее смерти, а то дети примчатся раздетыми в Уфу и заболеют», – сказал сестре врач. Годы спустя я пытался отыскать могилу №28. Увы!
Теперь на месте кладбища устроен парк культуры и отдыха, а рядом располагается развлекательный центр «Огни Уфы». И нашлись же во власти люди, которые занесли на кладбищенскую землю свою грязную лапу! Не дрогнули у них сердца пойти на такое преступление и дать разрешение возвести на месте кладбища питейное заведение с концертным залом.
Коренной уфимец Виктор Михайлович Печенкин рассказывал: «Когда в 60-х годах прошлого века стали копать котлован для строительства мазутохранилища котельной РК-1, обнаружили огромное количество человеческих останков – массовое захоронение. Кто они, эти захороненные люди?» Возможно, среди них были останки и моей мамочки. Таких печальных тайн немало скрывало Ново-Ивановское кладбище.
После кончины мамы мы остались круглыми сиротами. Башкирия оказалась последним пристанищем наших родителей, а нас ожидал детский дом…
Евгений Мартинсон.
***
Публикация размещена в рамках проекта «Ветеран Башкортостана: с уважением к времени и людям»,
реализуемого АНО Издание «Ветеран Башкортостана» при грантовой поддержке Президентского Фонда культурных инициатив.
