Полковник авиации в отставке Азат Магазов: «Я стал писателем и в этом нашел утешение»

От редакции: Интервью было опубликовано в декабре 2013-го.  Скорбная весть пришла ровно спустя два года: 13 декабря 2015 года Азат Шаихзянович Магазов ушел из жизни.

_______________________

17 декабря отмечает день рождения Азат Шаихзянович Магазов – участник Великой Отечественной войны, полковник авиации в отставке, писатель. 

 

ВРЕМЯ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЯ

— Азат Шаихзянович, вы оказались в боевой обстановке в 16 лет. Как вспоминаете то время?

– Юные годы – период возмужания и закалки. Когда я пришел служить, нас, молодых, уже не бросали в пекло. Те, кто старше на год, сразу оказались на фронте, а к нам относились бережно.

В Орске я получил специальность мастера по радиооборудованию самолетов, потом стал радиомехаником. У меня есть орден Красной Звезды, но наиболее дороги для меня две медали «За боевые заслуги».

40-е годы – это время принятия решения. Я чувствовал, что мне надо учиться, но должен был посоветоваться со старшими. На счастье, мне как отличнику боевой и политической подготовки дали отпуск с поездкой на родину. Там состоялся семейный совет.

Время было тяжелое, я боялся оставить родителей и младших братьев, нужно было работать в колхозе, помогать близким. Но мой отец, деревенский учитель, сказал: «Учись, сынок». Так я оказался в военном училище.

Я приобрел специальность «военный штурман» и поступил учиться экстерном в Харьковский педагогический институт. Окончив военное училище, женился. С Лялей Шакировной мы дружно живем уже 63-й год.

– Как вы поняли, что вас привлекает литературное творчество?

– Способствовал этому такой случай. В 50-е годы я работал штурманом-инструктором. Меня избрали секретарем партийного комитета учебного полка. Однажды к нам прибыл новый летчик, я полетел с ним в боевом расчете. Он пилотирует в закрытой кабине, моя задача – наблюдать, составляя мнение о том, как он держит высоту, скорость.

Мы уже вышли на последнюю прямую, направились на аэродром – и вдруг наш самолет пошел в пике. А бомбардировщики пикировать не должны! Наконец самолет выходит из пикирования, поднимается – и снова в пике. И так несколько раз. С земли кричат уже матом: «Что вы делаете?!» Летчик не отвечает, а у меня нет возможности перебраться с рабочего сиденья на боевое. И никак не могу понять: почему кажется, что в кабине пилота никого нет?

И вдруг раздается слабый голос: «Где мы находимся?» Отвечаю: «Впереди аэродром». «Я ничего не вижу!» По моим командам мы сели кое-как, как самые захудалые курсанты. Оказывается, летчик потерял сознание.

После этого случая во мне что-то изменилось. В школьные годы я писал стихи, но после войны стихи не шли. Я решил творчески переосмыслить свою жизнь. Так я начал впервые писать художественные произведения. Сначала сам не знал, что получится, – рассказы или повести.

Однажды я прочитал несколько строк женщине, которая преподавала политэкономию социализма для личного состава. Она сказала: «Это же хорошо, вы пишите, продолжайте!»

В 60-е годы служба шла прекрасно. Я служил в аппарате политотдела, меня перевели за границу – в Германию. Семь лет там. А потом внезапно – обвал. Врачи поставили мне тяжелый диагноз и сказали: «Жить будешь несколько лет. От этой болезни нет лечения».

Тогда я подумал: а вдруг родной край поможет? Из армии меня не отпускали (внешне-то был здоров), но я уже принял решение и приехал домой фактически умирать.

На родине мне стало легче, а через несколько лет врачи сказали: «Вы здоровы!» Так никто и не дал ответ, почему я выжил. Ведь вряд ли, ставя диагноз, медицинская комиссия военного госпиталя ошиблась!

Так началась новая жизнь. Я стал профессиональным писателем и нашел в этом утешение.

– Какие темы вас волнуют?

— В 80-е годы я взялся за трилогию. Это была перестроечная пора, когда некоторые люди сначала несмело, а потом нахально и зло начали обливать черной краской все, что было при советской власти. Были мнения, что воевать против Гитлера не стоило, а День Победы нужно отменить. Во мне это вызвало волну протеста.

Вот говорят, что до Революции народ жил вольготно, – чушь! Мы сами не жили в это время, но мы знали людей, помнивших ту пору. Это была ситцевая, лапотная Россия. Тем более, в наших национальных деревнях.

Тогда я взялся за перо. Я хотел показать, как жили, о чем мечтали люди той эпохи. И все – на исторических примерах.

С ТЕПЛОТОЙ ВСПОМИНАЮ МАРШАЛА ПСТЫГО

– Вы были дружны с маршалом авиации, Героем Советского Союза Иваном Ивановичем Пстыго. Как завязалась дружба?

– Иван Иванович был командующим ВВС группы советских войск в Германии. Мне говорят: «Тебя командующий вызывает! Только поспеши – он знаешь какой суровый!» Я прибыл, представился. Он поднялся из-за стола, пошел навстречу. Спрашивает: «Ты откуда?» Я вновь представился. «Нет, – говорит, – где родился?» «В Башкирии». «Давай садись». Мы сели за длинный стол, маршал разложил карту-«пятикилометровку». «Покажи, откуда ты?» Я указал – Миякинский район. «А я, – говорит, – из Архангельского».

То ли он соскучился по родным краям, то ли натура у него такая, но ко мне он стал относиться по-особому. На учениях мы сдружились, чаевничали вместе. Я всегда работал с документами, он мне доверял. Потом мы несколько раз вместе ездили на его родину.

Дружба наша продолжилась, когда маршал оказался в столице. Он мне всегда говорил: «Если ты будешь проезжать через Москву и даже не позвонишь мне, станешь врагом!» Маршал Пстыго к писателям всегда проявлял интерес. Потом я узнал, что у него самого есть тяга к публицистике.

– Вы возглавляли в республике Фонд мира. Что для вас значила эта работа?

– Возглавить на общественных началах Фонд мира предложил Тагир Исмагилович Ахунзянов – секретарь Башкирского обкома. Я попробовал и втянулся, работать с людьми мне интересно. В те годы еще были свежи страдания войны.

А международная обстановка оставалась напряженной. Фонд мира выполнял важные функции. Мы руководствовались высказыванием Сталина: «Мир будет сохранён, если народы возьмут дело сохранения мира в свои руки и будут отстаивать его до конца». Обязаловки не было – люди сами стремились внести свой вклад, организовывали субботники, проводили мероприятия. Когда Советского Союза не стало, меня выбрали на общественных началах заместителем председателя Российского фонда мира. Но на стыке тысячелетий фонд был закрыт.

– Сейчас вы продолжаете творческую работу?

– Я всегда пишу. В последние годы меня волнуют сложные вопросы. У меня есть статья «Непривычные суждения о привычных понятиях». В ней я рассуждаю о том, что пришло время пересматривать понятия, которые существуют испокон веков. Например, я считаю, что можно примирить даже религиозных деятелей и атеистов. Главное – принять истину, что мироздание и Вселенная – это и есть Бог. Все, что есть в природе, в том числе мы, – микрочастицы Всевышнего. Если смотреть на мир с этих позиций, изменится отношение к природе и люди будут иначе относиться друг к другу.

Беседовала Светлана Беллендир.

Опубликовано в газете «Ветеран Башкортостана» №12 (63) декабрь 2013 г.