Полковник Марсель Исламов: «Помню, как начинались трагические события в Чечне»
11 декабря прошлого года исполнилось 25 лет со дня начала боевых действий на Северном Кавказе. Полковник запаса, кандидат технических наук Марсель Касимович Исламов проходил службу в Грозном до начала вооруженного конфликта – с 1984 по 1992 год. Ветеран военной службы рассказал, как накалялась обстановка в Чеченской республике.
– Марсель Касимович, когда вы впервые почувствовали, что в атмосфера в Грозном становится напряженной?
– Напряжение началось где-то в 1989 году. Люди, понимавшие, как развиваются события, уже тогда начали уезжать. Были митинги. Каждое собрание совета старейшин (а на Кавказе принято почитать стариков) заканчивалось всеобщими танцами – лезгинкой. Спиртное там не пьют, наркотики не употребляют, но, когда начинается это бурное «гоп-гоп-гоп!», нагнетается атмосфера. Постороннему человеку становится не по себе.
Вспоминаю время, когда с военными курсантами мы ездили на военные сборы на Западную Украину в город Бахмач. Ехали на поезде долго, с пересадками, подавляющее большинство курсантов было чеченцами. На каждой станции они выходили на платформу и начинали буйно танцевать. А местные, особенно украинцы, этого не понимали и боялись. В конце концов каждую следующую станцию стала оцеплять милиция, а потом вагон вообще заблокировали, не выпускали даже офицеров. Приехали в Бахмач, заселились в палатки. Смотрим: день, другой – а курсанты ничего не едят. Вскоре они и вовсе исчезли. Командир перепугался – самоволка! Мы с ним сели в машину, начали искать по городу. Нашли на рынке – курсанты баранину покупали, чтобы не есть перловку с салом. После этого подсобное хозяйство каждый день нам выдавало говядину.
– Как вам удалось увидеть Джохара Дудаева?
– В 1991 году, когда генерал Дудаев пришел к власти, солдат в гарнизоне практически не осталось – все побросали военные билеты и разбежались. А мы, офицеры и прапорщики, куда побежим? Присягу давали.
Однажды Дудаев пригласил офицеров, в том числе чеченской нации, в большой зал Дома офицеров. Он рассказывал свою программу и агитировал записаться в его армию. На эту встречу он пришел уже с боевиками – они охраняли его на сцене.
У меня был друг Асан – чеченец, советский офицер, мы вместе учились в Санкт-Петербурге в Военной академии тыла и транспорта. Это он позвал меня туда: послушаем, мол, что Дудаев скажет. Когда люди разошлись, мы, два майора, остались – Асан сказал, что хочет задать вопрос Дудаеву.
В то время мы еще не понимали, что будет дальше, поэтому, когда Дудаев спустился со сцены, поздоровались с ним за руку, представились. Друг спросил Дудаева: «Товарищ генерал, если Чечня отделится от России, на что она будет жить? Чем торговать?» А тот ответил: «Мы России – нефть, а она нам – продукты». На этом и распрощались.
Позже Асан отказался записаться в армию Дудаева. После окончания адъюнктуры в Военной академии он остался в Санкт-Петербурге, работал преподавателем.
– Какая обстановка была в Грозном?
– В городе началась вакханалия. Милиции уже практически не существовало. У нас было много закрытых квартир – офицеры в то время еще служили в Германии и надеялись вернуться. Но боевики приезжали ночью и захватывали эти квартиры со всем имуществом.
Кто был поумнее, заранее продал по дешевке квартиры и уехал. А к концу 1992 года все, кто хотел спастись, договаривались с чеченцами, что те вывезут на своих машинах их вещи. А взамен оставляли им квартиры – трехкомнатные, двухкомнатные… Согласны были на это.
Когда Минобороны дало команду на вывод войск из гарнизона, всё уже было перекрыто и разграблено.
– А как произошло с вами?
– Нам с женой тоже пришлось оставить квартиру, которую я получил всего год назад. Ко мне периодически приходил чеченец: «Когда вы мое жилье освободите?!» Получив разрешение, мы еле успели вывезти вещи – в гарнизоне оставалась всего одна не национализированная Дудаевым машина, да и та была поломана. И вот на этом отремонтированном «Урале» офицеры по очереди вывозили свои вещи из Чечни в другие регионы.
Командование не хотело, чтобы вещи, продукты и все остальное имущество дивизии досталось боевикам. Многое сжигали. Помню, как секретные топографические карты вывезли за территорию и разожгли костер. А всё вещевое имущество раздали офицерам, уезжающим в другие округа.
Мне дали два ящика тушенки, пару мешков гречневой и перловой крупы, другие продукты. Всё это можно было вывезти только на машине – по железной дороге контейнеры не отправишь. Да и на машины были нападения и грабежи.
Большинство из тех, кто не уехал, погибли. Помню, как продавал гараж в военном кооперативе главному инженеру «Грознефтепродукта», к нему стекались все деньги с заправочных пунктов. Пришел к нему, а он говорит: «Мне некогда, отсчитай в сейфе 60 тысяч рублей и забери!» Я посмотрел – полный сейф денег! А он сидел и возмущался, что боевики массово заправляют военную технику и не рассчитываются. Я спросил: «А вы разве не будете уезжать?» «Не буду, – говорит. – У меня тут брат, сват, родственники…» Он там укоренился, да и деньги хорошие шли. А через год я в газетах прочитал, что его убили.
– А у боевиков откуда появилось оружие?
– Они нападали на военные городки. При этом поднимали местное население, чтобы всё разграбить. Было пятнадцать военных городков: дивизия стояла, танковый полк, в Ханкале военный аэродром был… Технику, которую не успели вывезти за территорию Чечни, боевики национализировали – и танки, и самолеты… А у наших офицеров не было команды стрелять!
В последние годы я преподавал на военной кафедре Грозненского нефтяного института. В оружейной комнате хранилось 25 автоматов без бойка. Когда всё это началось, я в автоматах болгаркой стволы пропилил, чтобы они не стреляли. Но куда автоматы ушли, я не знаю. Техники у нас в институте было очень много, даже БТР, – боевики всё за одну ночь забрали. Никто уже не мог их остановить.
– Кого в первую очередь привлекал Дудаев в свою армию?
– В основном молодежь – безработных парней лет восемнадцати-двадцати. Им дашь в руки автомат, и они за копейки готовы выполнить всё что угодно. Там в каждой семье по пять и более детей, парней больше, чем девушек. Чтобы мужчине жениться, надо большой калым заплатить. Каждый хотел денег заработать.
– Какой первый трагический случай в Чечне вам запомнился?
– Первая гибель офицера – оперативного дежурного. Это было в 1989 году на военном аэродроме в Ханкале. Боевики напали ночью, офицера-летчика убили, а солдат положили на землю. Забрали все оружие, вскрыли сейф, вытащили около ста пронумерованных офицерских пистолетов. Когда этого майора хоронили, образовался стихийный митинг. Народ возмущался, шел по городу с транспарантами. Командование позвонило в Москву, и там потребовали не выходить за территорию военного городка, чтобы не было стычек. Гроб с телом летчика самолетом отправили на родину.
Это была первая смерть. А потом уже никто не считал нападений. Пошли грабежи, убийства. Ночами по улицам уже никто не ходил. Но главное – нам долго не давали команду выводить военные части! Стрелять команды тоже не было.
Однажды, когда командир батальона связи, молодой капитан, дал команду стрелять со стороны военного городка, на следующее же утро боевики его выкрали. Никто не нашел – видимо, убили.
– Как вы считаете, война в Чечне была ошибкой?
– Война, конечно, ошибка. Любая война – чья-то ошибка. Субъективный фактор: министр обороны Грачев был слишком самоуверен. Он считал, что за неделю один полк захватит весь город. А в результате сколько погибло народу! Война была очень серьезная.
– А офицеры-чеченцы переходили на сторону боевиков?
– Когда всё завязалось, сто процентов перешли! Одного хорошего друга-чеченца, служившего с нами на военной кафедре, Дудаев назначил начальником КЭЧ – квартирно-эксплуатационной части. КЭЧ была военной структурой, занималась распределением квартир. Он квартиры военных сразу взял на контроль. Вскоре всё было захвачено. Но потом эти дома всё равно разбомбили. И наш нефтяной институт был разрушен. Два года назад я побывал в Чечне, был рад, что это красивое здание, похожее на наш нефтяной университет, восстановили.
– Какое впечатление оставил современный Грозный?
– Конечно, город не узнать – будто второй Дубай. Очень чистый, красивый, особенно главная улица – проспект Путина. Все грандиозные сооружения носят имя Ахмата Кадырова. Однажды мы с женой решили зайти в мечеть имени Ахмата Кадырова, увидели на входе вооруженную охрану. В таких наиболее ответственных зданиях по распоряжению Рамзана Кадырова дежурит национальная полиция. В мечети всех обязательно визуально осматривают, а если надо, то и обыщут.
– Были в вашей службе и другие сложные моменты?
– Конечно, многое было. Когда началась афганская война, я служил на центральной базе горючего. Поступил приказ отгружать ГСМ. Составы с авиационным топливом день и ночь гнали в Афганистан. Я был начальником лаборатории и отвечал за качество топлива. Когда падает любой самолет, в первую очередь берут пробы горючего, так как это первая причина, по которой может случится крушение. Задача была ответственная.
– Сейчас вы преподаете в Уфимском государственном нефтяном университете. Молодежь стремится в армию?
– Ко мне обращаются многие студенты, спрашивают: «Как там, в армии?» Конечно, я настаиваю, чтобы они, окончив университет, проходили службу. Радует, что большинство молодых людей теперь идет служить осознанно и добровольно.
Беседовала Светлана Беллендир.
Опубликовано в издании «Ветеран Башкортостана» №1 (137).
СПРАВКА
Полковник запаса М.К. Исламов окончил Уфимский нефтяной институт и Военную академию тыла и транспорта в Санкт-Петербурге. Службу проходил на Северо-Кавказском военном округе, был преподавателем военной кафедры Грозненского нефтяного института. С 1993 по 2006 гг. преподавал на факультете военного обучения УГНТУ. В 1998 г. был назначен начальником военной кафедры.
В настоящее время преподает в УГНТУ, является председателем совета ветеранов университета. Участвует в работе Башкирского республиканского, Уфимского городского, Орджоникидзевского районного советов ветеранов.
