Вместе с другими заключенными его отправили в немецкий город Ваймарк, где заставили работать на станкостроительном заводе. Там он вступил в подпольную антифашистскую организацию. Ежедневно рискуя жизнью, он сознательно ломал резцы, делал бракованную продукцию и агитировал других военнопленных поступать так же.
Все мысли у отца были только об одном – о побеге. Он пытался бежать в конце 1944 года, но местные жители задержали его и доставили обратно. Через месяц он снова решился на побег, но его опять обнаружили и вернули. В лагере постановили: «Казнить бежавших через повешение!» Узников выстроили, объявили приговор, и в этот момент советская авиация начала бомбардировку. Все кинулись врассыпную, казнь не состоялась.

«…При форсировании Северной бухты взвод под командованием Мидхата Мухаметдинова шел в атаку через железнодорожный туннель, подавил огневую точку противника и пленил около 60 фашистов, которые укрывались в туннеле. А первое боевое крещение Мидхат Муксинович получил при освобождении Донбасса. Особенно трудной выдалась осень 1943 года, когда минометчики сутками не спали, не выходили из боев. После тех сражений Мидхат Мухаметдинов получил медаль «За боевые заслуги».
22 июля 1944 года в одном из боев под Шауляем Мидхату Муксиновичу осколком снаряда оторвало левую ногу. Почти целый год провел он в эвакогоспиталях Москвы и вернулся в родную деревню Кардагуш Татышлинского района инвалидом второй группы….»

«…В вылазках за передовую нередко возвращались с «языками». Было четыре ранения, последнее лишило его двух пальцев левой руки. Дивизия тогда третий день находилась в обороне. Местность была сырая, приходилось вжиматься в болотную жижу. Минометные обстрелы велись с обеих сторон. Только поднял левую руку, как осколок срезал два пальца. По нынешним временам их могли бы и пришить – но не на войне. В госпитале врачи вынесли вердикт: «Негоден к военной службе», дали инвалидность. Отец вернулся на родину в Бузовьязы. Набрался сил – и снова запросился на фронт. Так он вернулся в родную дивизию, став командиром военно-полевой кухни…»

Мальчишек без касок, без саперных лопат (чтобы окопаться) отправили в бой, в самое пекло. Когда пули летят, сжимаешься весь, будто становишься меньше, чтобы «смертельная пчела» пролетела мимо. Разум не мог понять, что та пуля, что мимо, – летит со свистом, что в тебя – молча. Бомбежка и без того страшна, а когда в лесу – вдвойне: не осколком убьет, так вырванным деревом. Первое ранение навылет получил под Днепром. Тогда сам себе вынес приговор – высунул голову из-под пригорка под пули, чтобы добило. Но в небесной канцелярии свои планы. Выжил.

Из дневника ветерана: «…Всю ночь лил дождь. Вражеские снаряды беспрерывно рвались над нашим плацдармом. Нам пришлось ползти 400 метров до канала и с помощью заранее подготовленных досок перебираться через канаву. С помощью саперов мы удачно прошли минное поле. Ночью приблизились к бетонной стене. В болотистом месте начали делать подкоп под стену, чтоб взорвать ее. В этот момент, чтоб отвлечь вражеское внимание, наши артиллеристы обстреливали в течение получаса траншеи фашистов. Немцам пришлось отступить. Мы за 20 минут установили взрывчатку под стенами. Раздался взрыв. Через взорванную часть стены наши автоматчики ворвались вперед и метнули гранаты во вражеские траншеи. Мы вошли в блиндаж. Внутри лежали убитыми 15 немцев и трое легкораненых. Мы взяли их в плен и вернулись к нашим…»

В январе 1942 года прадедушку призвали в армию. Служил он в саперном батальоне. Приходилось ему расчищать от мин полосы для прохождения танков и пехоты, возводить мосты и понтоны. Молодые солдаты звали его «отец». При форсировании реки Западный Буг в июне 1944 года он самоотверженно увлекал за собой саперов своего взвода. Но самое трудное было впереди. При форсировании Вислы в Польше Зайнетдин Ахметзянов бессменно в течение трех суток переправлял на другой берег орудия и бойцов под артобстрелом и бомбардировкой. Выдержать такое мог только истинный герой!

«Генри Таращуку было четырнадцать лет, когда он определил свою судьбу так же, как и триста других юношей, что прибыли на острова со всех концов Советского Союза. В первую ночь ребята спали на земле: холод стоял такой, что к утру волосы отдирали ото льда. Сначала суп ели со снегом пополам. Несколько недель коротали ночи на полу корпуса, который когда-то служил местом заточения ссыльных…
Генри Николаевич в своей книге «Детство, опаленное войной», писал: «15 сентября 1944 года во время морского боя наша команда торпедного катера потопила большой транспорт  и повредила несколько кораблей, которые вышли из боя. Но и наш торпедный катер был расстрелян в упор и затонул. Часть команды погибла, а оставшихся тяжелораненых фашисты выловили из воды  и отвезли в концлагерь под Киркенесом. Через месяц после тяжелого плена мы были освобождены советскими войсками….»

Я попросила принести все документы, которые столько лет хранила жена погибшего, а впоследствии – его сын. На следующий день я держала похоронку в своих руках. Вот, наверное, в тот момент ко мне и пришло то чувство долга перед этим незнакомым человеком, который в последний раз прижимал к себе белокурого трехлетнего мальчишку и отдавшего свою жизнь за его будущее. Сколько времени прошло с тех пор! Отец мог бы гордиться сыном, ставшим уважаемым человеком, ветераном труда, кандидатом технических наук, заслуженным изобретателем.