Уфа-Луганск. Дорога дружбы. 2016 год

Уфа-Луганск. Дорога дружбы.

…Мы собирались уезжать из Луганска: укладывали в автомобиль сумки, тепло прощались с новыми друзьями. Неподалеку от гостиницы возвышались раскидистые красавцы-каштаны. Залюбовавшись богатыми кронами, я шагнула к деревьям, подняла с пожухшей травы глянцево-шоколадный орех.

– Не туда вы смотрите! – раздался взволнованный голос Розы Исламовой – бесстрашной медсестры, прошедшей Афганистан и Чечню. – Вон там, наверху!..

Я подняла глаза – и обомлела. До того мы видели лишь нарядный фасад нашей гостиницы, но оказалось, что с другой стороны высокие окна размолоты осколками снарядов. Из порушенных, искалеченных рам выглядывали нарядные оборки белоснежных занавесок. Это было и странно, и страшно.

Что же пережили люди, которые находились здесь в ту жуткую ночь? Они, как и мы, приехали в город по делам, к друзьям или в командировку, а на них обрушилась железная смерть. Мне стало не по себе. Взяв фотокамеру, я мгновенно забыла про каштаны.

Спустя год, надев куртку, я с удивлением нащупала в кармане тот самый орех – коричневый и твердый. В его блестящей поверхности отразились воспоминания.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ДОРОГОЙ БАШКИРСКИХ КОННИКОВ

ПОЧЕМУ ИМЕННО ЛУГАНСК?

Это было в октябре – в редакцию на огонек заглянул председатель «Башкирского союза ветеранов боевых действий» Тимерьян Ражапов. Мы давно сотрудничаем: газета пишет о мероприятиях, которые проводит союз, да и на традиционном фестивале патриотической песни «Опаленные строки» я не раз бывала. Туда мы ездили всей семьей: ставили палатку возле озера или реки (как забыть серебристую красавицу Юрюзань?) и до поздней ночи слушали песни про афганские ущелья и чеченские горы, про героев и крепкую мужскую дружбу.

В этот раз Тимерьян Ражапович, рассказывая о повседневных делах, сообщил, что вновь собирается в ЛНР. Я не удивилась – он уже пять раз доставлял туда гуманитарный груз.

Луганское направление ветераны выбрали не случайно. 112-я Башкирская кавалерийская дивизия освобождала Ворошиловград (так в прежние годы назывался Луганск) от гитлеровских захватчиков. На Луганщине, в городе Петровском, похоронен легендарный генерал-майор Минигали Шаймуратов. Сама история связала Луганск и Башкирию крепкими нитями.

Даже когда на луганскую землю вновь пришла война, местные жители не забросили памятники башкирским воинам. Они по-прежнему ухаживают за ними, а по весне высаживают возле монументов цветы.

Минувшим летом (статья опубликована в 2016 г. — ред.) Тимерьян Ражапович пригласил в Башкирию на фестиваль «Опаленные строки» депутатов Народного Совета ЛНР, ветеранов боевых действий Сергея Серова и Анатолия Кривоносова. Мероприятие пришлось им по душе, так родилась идея – а почему бы не провести большой праздник патриотической песни в Луганске? Это объединит людей, поднимет их дух, укрепит веру в то, что жизнь наладится.

Если настрой боевой, все решается быстро. Грандиозное концертное мероприятие «Эхо V Международного фестиваля «Опаленные строки» в Луганской народной республике» решили провести в октябре, а посвятили его 75-летию формирования 112-й Башкирской кавалерийской дивизии. На фестиваль пригласили представителей «Башкирского союза ветеранов боевых действий».

– А вы поедете с нами? – неожиданно спросил меня Тимерьян Ражапович.

– Поеду! – так же неожиданно согласилась я. До сих пор не знаю, ожидал ли он от меня такой прыти.

Мне давно хотелось побывать в местах, где сражалась прославленная дивизия генерала Шаймуратова. Вспыхнул и чисто журналистский интерес – появилась возможность посмотреть на то, что происходит на Донбассе, и сравнить это с телевизионной картинкой.

Но имелась еще одна важная причина для поездки. В годы Великой Отечественной войны моя бабушка, а тогда одиннадцатилетняя девочка, эвакуировалась из Красного Луча (ныне это город в ЛНР) в Башкирию. Навсегда мне запомнились ее рассказы о фашистах и партизанах, бомбардировках и артобстрелах, о невыносимо долгой и опасной дороге.

«Немцы постоянно бомбили. Помню, подъехали мы на волах к переправе – а на берегу вперемешку и мертвецы лежат, и лошади убитые… Не знаю, как удалось выжить», – с горечью вспоминала бабушка. Я давно надеялась побывать в тех краях, о которых много слышала с детства, но всё не удавалось поехать на Украину. А потом началась новая война.

В моей семье к предстоящей поездке отнеслись с пониманием. «Если для тебя это важно, поезжай. Я понимаю, что журналисту хочется все увидеть своими глазами», – сказал муж.

Только пожилым родителям сообщить о том, что еду в Луганск, я не решилась – слишком уж они тревожатся за меня.

 

В ТЕСНОТЕ, ДА НЕ В ОБИДЕ

В назначенный октябрьский день на двух автомобилях мы двинулись в Луганск. Вообще-то, ехать мы собирались на «газели» (вещей было немало – и подарки для луганских друзей, и призы для лауреатов фестиваля), но в последний момент водитель микроавтобуса от поездки в ЛНР отказался. Сначала просто отнекивался, ссылался на проблемы с двигателем, тянул время, а потом откровенно выдал: «Да не поеду я туда, где война!» Ну, нет так нет. Каждый волен делать свой выбор.

Меня потом спрашивали – а не страшно ли было ехать в это неспокойное место? Обстановка в ЛНР по-прежнему напряженная. Минские соглашения буксуют, вдоль линии соприкосновения сосредоточено вооружение ВСУ, а сводки сообщают о регулярных обстрелах. Но я не боялась, потому что доверяю ветеранам.

В луганском воздухе и сейчас витают искры тревоги. Это остро чувствуется, когда видишь вынесенные взрывной волной окна многоэтажек, опустевшие, покореженные частные дома, разбитую танками дорогу. Но ведь, несмотря ни на что, жизнь там продолжается – люди работают, учатся, влюбляются… Поэтому страха не было. А опасение вспыхнуло только в самом начале, когда я вдруг подумала, что из-за этой несчастной «газели» поездка для меня может закончиться, даже не начавшись. Когда еще представится такой шанс?

Но руководитель ветеранской организации все решил мгновенно. Две «легковушки», девять человек – в тесноте да не в обиде!

В автомобиле Тимерьяна Ражапова я оказалась вместе с энергичной, деловитой, прямой Розой Исламовой (ветеран боевых действий, она служила в медико-санитарном батальоне в Афганистане и в Чечне, много раз ездила в ЛНР с гуманитарным конвоем), интеллигентной, уравновешенной Илюзой Гайнуллиной – председателем совета ветеранов 112-й Башкавдивизии и искренней, открытой – душа нараспашку! – Татьяной Бобровой, талантливой самодеятельной певицей.

По рации мы поддерживали связь с другой машиной, которую вел водитель Артем Гаряев. В ней добирались до Луганска воин-интернационалист Радик Фардыкаев, автор-исполнитель военно-патриотических песен Антон Панкратов и участник боевых действий в Чечне Раис Касимов.

Дорога предстояла неблизкая, а осенью ночь спускается мгновенно. Чтобы не давать дрёме ни единого шанса, в пути мы заводили песни – и народные, и героические. «Дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону…» – звонко запевала Татьяна Боброва. «Уходили комсомольцы на гражданскую войну!» – дружно подхватывали мы. «Ой, туманы мои, растуманы, ой родные леса и луга…» – задумчиво затягивала Татьяна Васильевна, глядя в окно, где мелькали то пашни, то лесопосадки. – Уходили в поход партизаны, уходили в поход на врага…»

А когда уставали от песен и разговоров, включали магнитолу, откуда то и дело доносилось:

Шли полки башкир в атаки,
Провожал седой Урал.
Впереди на аргамаке
Шаймуратов генерал!

В этой песне (неважно, на башкирском она исполняется или на русском) слышится звон сабель и стук подков, да и сама мелодия такая горячая и неистовая, что способна подзарядить энергией самого утомленного человека. Километры, километры, ночь в придорожной гостинице под Саратовом – и снова в путь.

 

ВНИМАНИЕ, СКОРО ГРАНИЦА!

Двенадцатого октября, когда уже вечерело, мы оказались в Морозовске – это город в Ростовской области недалеко от луганской границы.

Городок маленький, а краеведческий музей в нем достойный. «Сколько раз проезжали, а попасть никак не удавалось!» – посетовали ветераны. В этот раз повезло. С интересом мы рассматривали казачью национальную одежду и старинные монеты, оружие и книги… Фотографировались на память и в зале музея, и неподалеку – возле ряда памятников: советскому солдату, труженикам тыла, воинам-интернационалистам… Только вот мысли наши были уже не здесь. Каждый не говорил, но, я уверена, думал о том, что ЛНР совсем близко. Поскорей бы перейти границу – и пусть не будет никаких проблем!

К таможенному посту Изварино мы подъехали ближе к ночи. Территория была освещена так ярко, что слепило глаза, поэтому всё вокруг казалось нереальным – будто это эпизод остросюжетного фильма.

Выбравшись из машины, я мгновенно замерзла – зуб на зуб не попадал. Мучительно сожалея, что надела в дорогу легкую куртку, а не теплое пальто, я мечтала о том, как бы поскорее снова сесть в автомобиль и согреться. К холоду прибавилось волнение, и стало совсем зябко. А как не волноваться, если кругом вооруженные люди в камуфляжах, а неулыбчивые сотрудники таможни придирчиво и дотошно разглядывают твои документы?

– С какой целью пересекаете границу? – поинтересовалась у Татьяны Бобровой девушка в форме, сурово глянув из небольшого окошка.

– Буду петь на фестивале, – ответила она.

– А вы, наверное, прочтете там стихи? – девушка подняла на меня глаза и взяла паспорт.

От неожиданности я согласилась. Ну, если придется, я вполне могу прочитать стихи. Почему бы и нет.

Когда наши паспорта внимательно изучили российские пограничники, а потом их коллеги из ЛНР (несмотря на то, что республика считается непризнанной, граница там самая настоящая), нам пожелали счастливой дороги, и мы вновь отправились в путь. Нас ждал Луганск.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗЕМЛЯКИ

СПАСИБО ЛУГАНСКИМ ДРУЗЬЯМ!

Ночь, трасса, темные кусты по обочинам – и ни одного автомобиля. Это было странно – у нас-то во тьме то и дело сверкают фары! А там – нет, комендантский час. После 23-х на улице появляться нельзя.

Три раза машины, в которых мы ехали, останавливал военный патруль. «Кто такие? Куда направляетесь? Почему на вас камуфляж?» – холодно допытывались серьезные люди с автоматами. «Мы «афганцы», едем на фестиваль», – спокойно объясняли ветераны.

Но если бы не сопровождал нашу маленькую делегацию депутат Народного совета ЛНР Сергей Викторович Серов, вряд ли мы мирно провели бы ночь в гостинице. Нарушение комендантского часа наказывается строго – штрафом, обязательными работами и даже административным арестом. Мы добрались до города благополучно.

Спасибо луганским друзьям! Они позаботились о нас, как о родных, окружили душевным вниманием, продумали всё до мелочей. Поэтому на луганской земле мы чувствовали себя в безопасности и были искренне рады светлому дружескому общению.

Гостиница, в которой мы поселились, называется «Инициал», а прежде, говорят, именовалась «Интуристом». Обстановка соответствующая, советский человек сказал бы – роскошная: тяжелые хрустальные люстры, красные ковровые дорожки, светлые интерьеры. Только воду по ночам отключают, но с водой в Луганске частые перебои. Номера не пустуют – во многих живут семьи, потерявшие кров. Мы поразились, когда спустя пару дней поняли, что это мирное место тоже опалено новой войной.

«…Я из Стерлитамака!»

Ночь в гостинице прошла спокойно. Наутро мы отправились в Луганский русский драматический театр имени Павла Луспекаева.

Желающих принять участие в фестивале оказалось так много, что пришлось проводить отборочный тур. Тимерьян Ражапович и Илюза Ишмухаметовна работали в составе жюри, наши земляки-артисты готовились к выступлениям, постепенно собирались зрители. А я размышляла, с кем бы мне побеседовать. В фойе, старательно перекрикивая громкую музыку, доносившуюся из зала, мне удалось задать вопросы руководителю детского вокального ансамбля Лидии Николаевне Каймак. Она сорок лет живет в луганском городе Ровеньки, а родилась и выросла в Стерлитамаке.

Я обрадовалась – большая удача приехать за тридевять земель и сразу найти человека из нашей республики! Но вот что удивительно – впоследствии нам то и дело встречались земляки. То от одного, то от другого мы слышали: «Я родом из Кумертау… Из Стерлитамака… Дед – башкир из Магнитогорска… Родители приехали из Башкирии по распределению и остались здесь…» Что тут скажешь? Братский народ живет на Луганщине!

Лидия Николаевна охотно поддержала разговор, с удовольствием рассказала об учениках и ансамбле.

– В Башкирии я пела в прославленном коллективе «Жаворонок», а здесь руковожу ансамблем «Оазис», – пояснила она. – Наши ребята очень талантливые!

Разве могла представить юная Лидочка, выходя замуж за шахтера и уезжая на Украину, что спустя десятилетия в мирной Луганской области разразится война? С горечью вспоминает Лидия Николаевна 2014 год.

– Время было тревожное. Не платили зарплату, нечего было есть. Мы помогали друг другу, чем могли, поддерживали старых преподавателей. Сколько было радости, когда в Ровеньки приезжала полевая кухня! Мы с ведрами за едой ходили. Казалось, ну куда уж страшнее? А потом полетели снаряды, появились первые погибшие. Мы до конца не верили, что начнется война. Дети из ансамбля волновались так, что у многих пропадал голос. У ребят были и слезы, и нервные срывы. А мы же педагоги, нам надо держаться! Успокаивали учеников, как могли.

– А ехать туда, где спокойнее, не думали?

– Как же я могу оставить коллектив? – искренне удивляется педагог. – У нас только один ребенок в Харьков уехал. Коллектив держит и детей, и родителей, мы очень дружные. И потом – почему мы должны бросить свой край? Это наш дом, наша земля! Назло не хотелось уезжать.

– Конечно, все это было ужасно… – помолчав, продолжает Лидия Николаевна. – Боевые действия были близко от нас. Когда в Ровеньки угодил снаряд комплекса «Точка-У», знакомая семья сразу погибла. А сын у меня в Донецке. Там такие были обстрелы – ох, говорить страшно. Нет, не прощается такое. Не забывается.

Лидия Николаевна вздыхает и, будто настраиваясь на другую волну, продолжает горячо и бодро:

– Но мы оптимисты, верим в лучшее. Сейчас с душой поем российские патриотические песни – «А закаты алые…», например. Нам очень нравится! Ведь у нас много лет не было такой возможности. Я хочу передать привет тем, с кем я провела лучшие годы в Стерлитамаке, участникам хоровой студии «Жаворонок». Всем наилучшие пожелания. Всех люблю!

«…А я из Кумертау!»

В Луганске нам повезло встретить людей простых и искренних. Не замыкаясь в себе, они охотно делятся сокровенным. Ольга Мыльцева, узнав, что мы из Башкирии, обрадовалась, заулыбалась: «А я из Кумертау!» В Луганск она приехала с родителями, когда ей было всего шестнадцать лет. Долгие годы работала в городской администрации, а после войны стала контролером в Луганском русском драматическом театре.

Ольга Леонидовна – женщина яркая, колоритная. Веселые искры в синих глазах, теплый румянец, неподдельная улыбка – воплощение южного хлебосольства и жизнелюбия. Такие женщины пекут превосходные пироги, поют задушевные песни и радушно встречают гостей, но, если надо, и за словом в карман не полезут. Нам бы неспешно поговорить о щедрой луганской земле и зеленых башкирских просторах, а мы беседуем о взрывах, страданиях и эвакуации.

– Я живу в центре города, а бомбить начинали с южных кварталов, – вспоминает Ольга Леонидовна. – Каждую ночь мы просыпались от глухого рокота вдалеке. Больше и не уснешь – все прислушиваешься к страшному шуму. А потом начали бомбить и центр… Однажды в полдень я проходила мимо луганской администрации, а через три часа начался авианалет. Ну, это ужас был! Просто ужас.

Штурмовой удар по зданию Луганской областной администрации украинская авиация нанесла средь бела дня – второго июня 2014 года. Неумолимые цифры – свидетельство преступления: восемь погибших (среди них – министр здравоохранения ЛНР Наталья Архипова и ветеран Афганистана, один из самых известных руководителей украинских поисковых отрядов Александр Гизай), двадцать восемь раненых. Пресс-служба ЛНР сообщила, что авиация Украины применила кассетные бомбы. По сведениям луганской милиции, было выпущено около двадцати неуправляемых авиационных ракет.

Информацию о ракетах подтвердил доклад ОБСЕ, а вот украинские СМИ поспешили объявить, что никакой атаки не было – дескать, ополченцы сами выстрелили с земли по украинскому самолету, а попали… в кондиционер на здании. Вспоминая об этом, луганчане заходятся от возмущения: «Кондиционер, говорят, взорвался! Как им в голову такое пришло? Приехали бы, посмотрели, что натворил этот «кондиционер»!»

После авиаудара в Луганске было три дня траура и много дней кошмара.

Луганская администрация находится напротив Русского драмтеатра – почти как в Уфе. Солидное светлое здание – украшение города. Рядом аккуратный сквер, где любят проводить время молодые пары с детьми. В начале лета 2014 года, когда светлый день стал черным, здесь тоже гуляли мирные люди…

Когда мы были в Луганске, на площади возле администрации уже ничего не напоминало о грохоте, дыме, отчаянных возгласах и смерти. Но остались документы, сохранились фотографии (они есть в Интернете, но многие слишком жуткие, чтобы их разглядывать). Только если из интернет-портала можно выбросить неудобные фразы и снимки, то из памяти людей ничего не сотрешь: ни звуки взрывов, ни вой сирены, ни кровь на ступенях главного городского здания.

 

Снаряды летели через мой дом

– И вот начали бомбить центр, – продолжает Ольга Леонидовна. – Я живу недалеко от автовокзала, а ВСУшники как раз туда и целились. Снаряды летели прямо через мой дом. Каждую ночь я просыпалась от свиста и грохота, квартира озарялась ярким светом – как при грозе, только еще светлее. Тогда я поняла, что значит фраза «волосы на голове шевелятся»…

После чудовищных бессонных ночей Ольга Мыльцева, как все луганчане, спешила на работу. А дел становилось всё больше. В администрации ей поручили продумать эвакуацию сотрудников – она бронировала билеты, изучала расписание поездов.

– Знаете, что меня поразило? Что Украина для нас, своих граждан, не сделала ничего! Она не подумала об эвакуации, не выделила бесплатных вагонов – сразу стала бомбить! – возмущается Ольга Леонидовна. – Многие пытались достать билеты на поезд, но их катастрофически не хватало. Что и говорить – ведь летом даже в мирное время билеты купить непросто! Началась паника, на вокзале постоянно толпился народ. Но самое жуткое – когда начали пустеть дома. Я живу в десятиэтажке. Сначала на каждом этаже было занято по две квартиры, потом – по одной, а потом – всего три занятые квартиры на подъезд!

В те дни Ольга Леонидовна вместе с подругами занялась добрым делом – начала подкармливать брошенных животных. Каждый день на луганских улицах появлялись породистые комнатные собачки, перепуганные кошки в ошейниках. На последние деньги добросердечные женщины покупали для них кильку, варили кашу и, невзирая на обстрелы, кормили несчастных зверей, которые еще недавно были домашними.

– Однажды мы раскладывали им еду – и начался минометный обстрел. Как мы бежали, как бежали! Потом сестра звонила мне, ругалась: «Ты в своем уме?! Зачем тебе эти кошки? Не дай бог погибнешь!» А я отвечала: «Да ты что! Если не кошки, мы с ума сойдем. А так есть цель, есть смысл».

С каждым днем жизнь в Луганске становилась тяжелее. Когда начались перебои с инсулином (а дети Ольгиной сестры страдают диабетом), было принято общее решение – уезжать.

– Мы покидали Луганск в августе, – продолжает собеседница. – Планировалось, что из поселка Юбилейного людей заберет автобус. Подошли мы к остановке, кое-как связались с водителем (были перебои со связью), а он кричит: «Не могу за вами приехать! Нацики не пускают!» Пришлось нам с больными детьми, стариками, инвалидами, младенцами, домашними животными, тяжелыми сумками плестись по трассе под палящим солнцем. Нарочно поиздевались над нами!

Кое-как добрались до автобуса – и рухнули. Но тут началась проверка! Солдаты украинской нацгвардии дотошно изучали документы, мальчишек наших раздевали до пояса – смотрели, чтобы не было следов от ремней, щупали пальцы, искали ополченцев. А у меня племянники работящие, да еще дома что-то ремонтировали – в них сразу вцепились: «Ага, держали оружие!» Чудом мы с сестрой их отбили. Доехали до лагеря беженцев в Симферополе, а там такая толпа! Мы опять разволновались – а вдруг нас не примут? Ведь денег-то нет! А я еще с собой кота везла, Яшку… Тогда сестре говорю: «Давай хоть спросим, возьмут ли нас?» И тут выходят крепкие хлопцы, на рукаве надпись – «ФМС России». Они так приветливо встретили! Накормили, дали отдохнуть, психолог с каждым побеседовал. Потом подошел автобус, чтобы везти нас в санаторий. И вот только когда мы сели в этот автобус, все расслабились и расплакались…

Около месяца Ольга Мыльцева с родственниками жила в Крыму в лагере беженцев, потом их распределили в Саратовскую область. С теплотой она вспоминает о доброте и отзывчивости саратовцев, которые помогали словом и делом. Сестра и племянники навсегда остались под Саратовом, получили российское гражданство. А Ольга Леонидовна взяла кота и вернулась домой.

– Умер мой Яшка, подкосила его война, – с горечью говорит Ольга Леонидовна. – Я ведь так долго его с собой возила… Когда по трассе пешком шли, сунула его в сумку, а потом тряслась от страха. Нацики, что нас проверяли, такие озлобленные были, мы ведь все для них – преступники, сепаратисты! Думаю, вот сейчас кот замяукает, так они еще больше разозлятся. Но Яшка молчал. Ни разу не подвел! Тринадцать лет ему было…

– Для кота – достойный возраст, – проговорила я, но тут же почувствовала, как неуклюже прозвучало утешение.  Домашний любимец – это близкий друг, терять которого очень больно. Увидев, как заблестели глаза Ольги Леонидовны, я поспешно спросила: – А почему вы решили вернуться? Ведь в России, да еще с родными людьми, спокойнее.

– Очень тосковала по Луганску, – признается она. – Каждый день думала, где же дом родной. Что ни говори, а дома лучше.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ФЕСТИВАЛЬ.

«Чтоб жил и после нас цветущий край Донбасс…»

Странное ощущение: ты находишься далеко-далеко от дома, за полторы тысячи километров. О тревожных событиях, которые здесь происходят, знаешь из выпусков новостей. А поговоришь с людьми, и тебя словно теплым пледом укутали: кажется, что луганчане – давние друзья.

В день фестиваля нам временами думалось, что мы и не уезжали вовсе: над сценой – флаг родной республики (а рядом флаг ЛНР), в руках зрителей –  газета «Ветеран Башкортостана», в динамиках – героическая песня про генерала Шаймуратова. Всё близкое и родное! Даже Марина Филиппова, руководитель исполнительного комитета Общественного движения «Мир Луганщине», отметила, что гости из Башкирии стали уже не просто товарищами, а близкими людьми. Поблагодарила нашу делегацию и министр культуры, спорта и молодежной политики ЛНР Оксана Кокоткина:

– Мы очень рады, что жители Республики Башкортостан поддерживали, поддерживают и будут поддерживать нас в нелегкой судьбе. История Великой Отечественной войны, которая связывает нас, обогатила нашу жизнь.

В отборочном туре фестиваля участвовало тридцать пять коллективов и сольных исполнителей, в финал вышли двадцать один. Вот уж кому не позавидуешь – так это членам жюри. Ни одного слабого выступления! Каждая песня – маленький спектакль.

Прошло уже немало времени, а я все вспоминаю переполненный зрительный зал, наэлектризованный энергией людей, объединенных общим горем и общей надеждой. Поют о войне, говорят о войне, вспоминают войну, ненавидят войну. Плачут.

Война для Луганска – это не конспект на уроке истории, не черно-белый фильм о партизанах и разведчиках. Это опасный огонь, который чадит и тлеет, – никто не знает, когда он погаснет навсегда. Это то, что живо и больно, не стерто и не зарубцовано.

Мы, гости из Башкирии, звонко аплодировали каждому исполнителю. Переживали и радовались за своих земляков: Татьяну Боброву, Антона Панкратова, Радика Фардыкаева. Все они немного волновались перед выступлением (но ведь даже маститые артисты волнуются!), но от этого едва заметного беспокойства их песни звучали еще пронзительней и светлее.

Политологи, аналитики, журналисты наперебой спорят о том, почему жители Донбасса стеной встали на защиту родного края. Но, оказывается, всё сказать можно одной песней. Ее исполнил Владимир Андриюк из Луганска. Вышел на сцену, взял первые гитарные аккорды – и все стало ясно.

Вставай в живую цепь с готовностью на смерть,
За землю, за детей, плач вдов и матерей!
Победный Красный флаг, повергший в прах рейхстаг,
За память тех солдат мы в бой идем опять,
Чтоб жил и после нас цветущий край Донбасс.

Вдруг перед зрителями появилась тоненькая девушка с печальными глазами, и зрители перестали дышать. Что-то космическое, завораживающее, болезненно горькое таилось в ее голосе и хрупкой фигуре. Колокольный звон сопровождал песню.

Раскололась пополам земля,
Серый пепел в воздухе кружил.
К нам непрошеной пришла война,
В этот день от горя мир застыл.

– Это же Ирина Тишковская, – прошептал кто-то рядом. – Из Первомайска. Ну, сами понимаете.

Я не понимала, ведь первый день была в Луганске. Только потом узнала, что стало с Первомайском. Город со всех сторон утюжили залпы «Градов», сотни домов, школ и больниц были разрушены, а один из снарядов угодил в роддом. Горожане, лишенные крыши над головой, измотанные бесконечными обстрелами, жили в промерзших, липких от сырости подвалах. Не хватало воды, еды, негде было купить лекарства. Рассказывали, что людей иногда хоронили прямо во дворах – не было возможности вывезти родственников на кладбище. Сами жители называют Первомайск городом-призраком.

…И пусть пройдут года, пройдут века,
Но в этот день мы зажигаем свечи,
Чтоб помянуть погибших имена.
Пусть память будет светлой, будет вечной.

– А я никогда не забуду, как мы впервые приехали в Первомайск, – задумчиво рассказывала Роза Исламова, председатель Иглинского отделения Башкирского союза ветеранов боевых действий. Семь раз вместе с Тимерьяном Ражаповым она ездила на Донбасс с гуманитарной миссией. – Мы смотрели на руины, на рытвины от снарядов и думали: «Это же мертвый город!» Тогда я встала посреди улицы и во весь голос закричала: «Есть кто-нибудь живой?!» Не особенно ждала, что откликнутся. И тут к нам постепенно начали стягиваться люди: пенсионеры, подростки, женщины с детьми… Они выбирались из чудом уцелевших домов, из подвалов, бог знает откуда. Подходили, молчали. Наконец какая-то бабушка первой протянула паспорт. Я удивилась – зачем? Кто-то тихо объяснил: «Но ведь «гуманитарку» выдают по документам…» Нет, мы не требовали документов. Всем, кто нуждался, раздавали и муку, и крупу, и одежду, а люди со слезами благодарили нас и благодарили Россию. Да мы и сами чуть не плакали.

Ветераны республики знают Розу Ахметгареевну. Невысокая, ясноглазая, прямая, она всегда готова бороться за правду. Окончив медучилище в 1981 году, комсомолка Роза начала работать в 340-м окружном военном госпитале в Ташкенте – день и ночь к ней привозили бойцов, раненых в Афганистане. А когда услышала, что в Кабульском госпитале нет рентген-лаборанта, отправилась туда без долгих раздумий.

Роза Исламова всегда там, где тяжело. 22 августа 1999 года, во время второй чеченской кампании, с медицинским отрядом специального назначения она оказалась сначала в Хасавьюрте, а потом в дагестанском селе Новомехельта. Разрушенный Грозный тоже ей часто снится ночами. Роза Ахметгареевна — медицинский работник и психолог с высшим образованием. Душевная стойкость спасала в то черное время, когда крепкие мужики за один день становились седыми.

– Сколько там было раненых! Мальчишки совсем, – с болью вспоминает Роза Исламова. – Смотрю: один из Башкирии, второй тоже… Я по-башкирски спрашиваю: «Сынок, мама-то знает, что ты здесь?» «Нет, – отвечает. – Я сказал, что в учебке». А я вижу, что он без ноги, и слезы прячу. Думаю, как же ты, родной, маме скажешь…

Других жалеет, а себя – никогда. В родном Иглино поддерживает она молоденькую Вику с маленьким сыном Ваней, эвакуировавшуюся из фронтового Дебальцево. Да что там «поддерживает» — она практически удочерила юную Викторию, став для нее и матерью, и другом, и крепкой опорой. Приехав в Луганск, Роза Исламова решила передать привет Викиной маме, оставшейся жить в прифронтовой полосе. Дебальцево – на передовой, там опасно – стреляют каждый день. Но разве это остановило отчаянную Розу? Договорилась, убедила, поехала – и женщину ту нашла. «А как жить, если не помогать друг другу?»

Луганская республика поднимает знамя!

Мы никогда прежде не видели такого: седовласые ветераны, пряча слезы, шевелили губами, ловили каждое слово молодого рэпера. Пожилые люди, которые и не слышали выражения «хип-хоп культура», повторяли вслед за рэп-исполнителем Александром Павленко: «Моя республика, молодое государство. Пока мы будем вместе – одолеть нас не удастся…»

Кто так хотел нас испытать на прочность – сами пали.
Деда, посмотри, как внуки на защиту сразу встали!
Нас не купить валютой! За родную землю люто
Будем выгонять всю нечисть в эту трудную минуту.

Моя республика, молодое государство.
Пока мы будем вместе – одолеть нас не удастся.
Встанем в полный рост и расправим крылья сами.
Луганская республика поднимает знамя!

Гран-при фестиваля завоевал ансамбль «Час пик» из Лутугино. Талантливые парни покорили и жюри, и зрителей. В песне про «буйную головушку с позывным Дубравушка» звучала та же тема:

Из Луганска на Донецк ехал раненый боец.
К мамке ехал, да к невесте, с той, с которой под венец.
От обиды да беды, распроклятой той войны,
А ему да много ль надо – мира, хлеба, да любви.

Позже, когда мы проезжали мимо Лутугино, из окна автомобиля я пыталась фотографировать всё, что видела: разбитые снарядами дома, остановку «Школа», а за ней – обгоревшее двухэтажное кирпичное здание. Была школа – а теперь нет.

 

В Луганск мы привезли газету «Ветеран Башкортостана», и ее вмиг разобрали зрители. «Смотри, фотографируют! – увидев фотокамеру, улыбнулась одна из женщин и слегка толкнула подругу. – Прославишься теперь!»

Газеты раздавала молоденькая сотрудница театра Виктория Наташова – обаятельная девушка со светлым взглядом. Я поинтересовалась, чем ей запомнилось лето 2014 года.

– Когда сбросили бомбу на луганскую администрацию, стало очень страшно, – поделилась Вика. – Потом начали стрелять рядом с моим домом. Город был в панике. Все звонили друг другу, переживали, плакали. А знаете, как мы догадывались, что начнется бомбежка? Когда видели, что животные прячутся. Если коты лезут под ванну, значит, и нам надо куда-то бежать. Они все чувствуют.

22 июня, в символический день начала Великой Отечественной войны, Виктория уехала из Луганска – мама отправила ее к родственникам. А позже вернулась в родной город.

«…Я больше не буду плакать. Я больше не буду бояться», – доносился со сцены тонкий девичий голос.

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.  НАШИ ОБЩИЕ ГЕРОИ

Здравствуй, Комбат!

Улицы осеннего Луганска – немноголюдные, серые от дождя. Задумчивый Ленин напротив администрации, неприметные высотки, машины. Бросишь взгляд – обычный хороший город-труженик. А присмотришься: где-то вынесены стекла, где-то сереют руины.  На длинном заборе в центре города – громадная надпись-граффити – «Луганск – русский город!» Яркими пятнами – многочисленные баннеры: «Спасибо за помощь, Россия!» И другие плакаты: плюшевый мишка, свечка и слова: «Не забудем, не простим».

Этот знаменитый снимок мы помним с детства: в последнем отчаянном порыве командир встает во весь рост и за секунду до гибели поднимает солдат в атаку. Автор, фотограф Макс Альперт, назвал его «Комбат», но спустя годы выяснилось, что 12 июля 1942 года возле села Хорошее Ворошиловградской области пал смертью храбрых политрук Алексей Еременко. Ныне неподалеку от этого места находится монумент в честь подвига политработников, но по традиции его все так и называют – памятник Комбату.

– Мы не раз приезжали в Луганск с гуманитарной миссией, посещали памятные места, связанные с подвигом 112-й Башкирской кавалерийской дивизии. Но памятник Комбату пока не видели, – сказал руководитель нашей делегации, Тимерьян Ражапов.

Чтобы увидеть Комбата, промозглым октябрьским утром мы приехали в Славяносербский район. Осень во всей красе показывала капризный характер: лил дождь, сбивал с ног резкий ветер. Памятник Комбату скрывался в густом молочном тумане, угадывались лишь его очертания. «Неужели так и не покажется?» – вздохнул кто-то.

Но случилось чудо. Когда мы приблизились к памятнику, туман мгновенно рассеялся, и перед нами предстал застывший в камне политрук. Все защелкали фотоаппаратами.

 

– Какой он большой! – машинально сказала я.

– Нет, снизу он не кажется таким уж большим, – возразила мне девушка, которая тоже держала фотокамеру, – корреспондент местной газеты. – Вот когда делали реконструкцию памятника и ремонтировали оснастку, я забиралась на самый верх. Тогда понимаешь, какая это махина!

Монумент установили в 1980 году. Разве могли подумать советские люди, что политрук, навечно застывший возле трассы Луганск – Артемовск, станет свидетелем новых тяжелых боев? Да и с кем будет война – с Украиной!

– Если подняться на курган, можно увидеть орудия ВСУ. Линия соприкосновения – совсем недалеко, за рекой Северский Донец, – деловито объяснила мне коллега. Выяснилось, что у нас много общего: зовут ее тоже Светланой, да и дед у нее (вот уже и не удивительно!) родом из Башкирии.

Во время новой войны возле памятника «Комбату» разворачивались тяжелые бои. Да и сейчас в этом краю неспокойно.

Весной, за полгода до нашего приезда, волонтеры наводили здесь порядок. «Ну и что? – скажет житель мирного края. – По весне везде устраивают субботники». Это точно. Только там, возле монумента, территорию сначала проверяли саперы. Ведь на линии разграничения до сих пор случаются обстрелы, а в 2014 году осколки и мины от систем залпового огня ложились прямо возле «Комбата» и застревали в кургане. Памятник, к счастью, уцелел. А вот кафе неподалеку было полностью разрушено.

– Даже в дни активных боевых действий мы издавали газету, ездили под огнем, – рассказала Светлана Мовчан. – 12 ноября, когда выпал первый снег, случился страшный обстрел поселка Славяносербск. Редакция находилась в одном здании с казачьим штабом. Мы первыми увидели разрушения. В банк попал снаряд, и там же, на ступеньках возле банкомата, лежал погибший молодой человек…

– Не было мысли уехать из этого кошмара?

– Нет, конечно. Это наша земля, земля наших предков. Бросать ее мы не намерены. Защищались, как могли: кто на военном, кто на рабочем фронте.

Отдав долг памяти герою, мы отправились в одну из школ Славяносербского района ЛНР.

Дорога разбита снарядами, разрушена танками – машина то и дело подскакивает на ямах и выбоинах. Проезжаем мимо блок-поста ополченцев: под дождем, возле мешков с песком и сложенных штабелями покрышек, дежурят парни в камуфляжах.

Недалеко линия разграничения. Линия – невидимая черта между войной и миром, чужими и своими, жизнью и смертью. Кто и почему ее «нарисовал»?

Вот мы и в школе. Классы светлые, уютные – не скажешь, что здесь до сих пор прячется жуткая тень войны.

— Добро пожаловать! — улыбнулась директор школы Ольга Владимировна. Она пригласила нас в класс, где создан музей в честь политрука Алексея Еременко – того самого «Комбата». Белокурые восьмиклассники вдохновенно рассказали о подвиге героя.

А мы невольно думали о том, что эти ребята с ясными глазами не только из старых книг знают о войне. По их родному селу с теплым названием Хорошее ВСУшники не раз били из минометов. Стенд, посвященный погибшему земляку-ополченцу, напоминает о новой трагедии.

– Да, наши дети по звуку понимают, какой летит снаряд. Это страшно, они не должны этого знать! – мрачнеет Ольга Владимировна. Но тут же добавляет: – Мы гордимся, что сохранили и учеников, и педагогический коллектив. Учились даже во время боевых действий.  Всем родителям на собрании сказали: «Если начинаются бомбежки, вы, пожалуйста, не спешите за детками! Мы сохраним им жизнь и здоровье. У нас в школе прекрасное бомбоубежище».

Директор призналась, что ей в страшном сне не могло приснится что бомбоубежище будет использовано по прямому назначению.

– Но мы здесь все патриоты, – встрепенувшись, продолжает она. – Знаете, когда после «Минска-2» наконец закончилась обстрелы и бомбардировки, нам из Воронежа привезли учебники на русском языке: по истории, литературе, обществознанию… Так мы их читали взахлеб – и дети, и взрослые! Очень по русским учебникам соскучились, у нас ведь только украинские были. И наших героев – политрука Еременко, молодогвардейцев, односельчан, повторивших их подвиг, мы никогда не предадим. Других героев у нас нет и быть не может!

Прошлым летом ребята из школьного лагеря организовали в этих краях велопробег. Заезжали на блокпосты к ополченцам – дарили цветы и бумажных голубей. К памятнику «Комбату» возложили цветы.

— А давайте прямо сейчас позвоним сыну «Комбата»? — предложил первый заместитель главы Славяносербского района Алексей Радченко. Он достал мобильный телефон и набрал номер 88-летнего Ивана Еременко. Тот до новой войны каждый год приезжал, чтобы возложить цветы к памятнику.

– Благодаря вашему отцу мы прививаем детям чувство гордости за наше героическое прошлое! – громко, отчетливо сказал в трубку Алексей Владимирович. – А вы держитесь, вам сто пятьдесят лет прожить нужно!

Потом, обернувшись к нам, объяснил: «Очень тронут вниманием Иван Алексеевич. До слез».

Местные жители называют новые боевые действия «непонятной войной». Обо всех украинцах плохо не говорят («народ-то не виноват!»), а правительством возмущены до предела.

– В нашем коллективе никто не хочет снова на Украину, – говорит директор школы. – Как это возможно после того, что случилось?

В Луганск мы возвращались, погруженные в горькие мысли. Никак не укладывалось в голове, что в городках и селах с такими теплыми, такими мирными названиями (Хорошее, Роскошное, Приветное, Счастье…) хозяйничает война.

Рядом со мной в машине оказалась Ольга Кирванова – помощник депутата Народного совета ЛНР Сергея Серова.

– Летом, когда все только начиналось, мы жили в поселке Смелое. Слышали, что под Луганском стреляют, и думали, что нас это не коснется, – рассказывает Ольга Викторовна. – Но уже 9 ноября я стояла возле окна и наблюдала, как в пятистах метрах от дома ложатся снаряды. Удивительно, но я испытывала не страх, а странное любопытство. Только потом, когда начали сыпаться мелкие осколки, до меня дошло, что это не сон, а действительность. Наш дом не пострадал, а вот нижние улицы сильно горели. Сколько домов полыхало! Но жизнь продолжалась. Нас бомбят – а мы в огороде работаем. И картофель выращивали, и помидоры… Слышишь свист, бросаешь тяпку, падаешь и ползешь к дому.

 

– В бомбоубежище не прятались?

– Нет, смысла не видели. Оно далеко, а бежать сломя голову по улицам еще опаснее. Конечно, руки-ноги тряслись. До сих пор иногда страх возвращается. Но, оказывается, и к бомбежкам можно привыкнуть. В самые тяжелые дни, когда не было ни света, ни воды, мы звали гостей или сами шли к кому-нибудь в гости. Собирались большой компанией, брали гитару, пели песни. Рядом что-то свистело и грохало, но, когда ты с близкими людьми, кажется, что это не так страшно.

Ближе к Новому году бомбить стали чаще. После того как воды и света не было девять суток, семья Кирвановых решила отправиться в Луганск. Там тоже было неспокойно, но все же потише. Заехав за бабушкой-соседкой (та сломала руку и лежала беспомощная), они увидели, что рядом горит, как спичка, большой дом. Поодаль снаряд угодил во двор, образовав невиданную воронку.

– Мой сын-подросток летом 2015 года в Россию поехал, – продолжает Ольга Кирванова. – Рассказывал потом: «Знаешь, мам, как страшно, когда на празднике грохают салюты? Люди кричат, радуются, а я приседаю…» Но сейчас он вернулся, учится в техникуме. Мы и сами могли уехать, у нас нашлись родственники в Казахстане. Они приглашали нас, предлагали выслать деньги на билет. Но ведь дома лучше. Здесь стены родные, всех знаешь, а там надо заново всё начинать. Да и родителей пожилых не оставишь. Мама как-то в больницу попала, а там теперь никаких лекарств нет. Конечно, здесь тяжело: и с водой перебои, и с электричеством… У нас в селе подстанция была, ее постоянно бомбили. Только отремонтируют, новое оборудование привезут – снова прямое попадание.

– С продуктами были проблемы?

– Нет, у нас даже во время тяжелых обстрелов можно было купить продукты. Частный предприниматель привозил: у него и цены дешевле, чем в Луганске, и продукты свежие. Сейчас мы на ассортимент не жалуемся.

Чтобы так рассуждать, нужно быть оптимистом. Зарплата в 10 000 рублей там считается не просто хорошей, а замечательной, а пенсии у пожилых людей не дотягивают и до 2500. В ЛНР в ходу рубли, а не украинские гривны. Заглянув в местный магазин, мы убедились, что цены там не низкие – такие же, как и в Уфе. Тяжело людям живется.

 «Мы молоды, мы гвардия!»

Мы обрадовались, когда луганские друзья предложили посетить музей «Молодой гвардии» в Краснодоне. Ведь одно дело – прочитать о подвиге, а другое – увидеть своими глазами вещи, документы и фотографии.

В девяностые годы писаки разных мастей что только не плели о советских героях. Даже память юных «молодогвардейцев» пытались очернить в обширных околоисторических опусах. Но в Краснодоне понимаешь, что все эти «сенсации» – бред и словесная шелуха. В шахтерском городе-труженике персонажи романа Александра Фадеева выплывают из небытия и превращаются в героических ребят, которые погибли от рук фашистских извергов не просто страшной – чудовищной смертью.

«Да, мы сталкивались с людьми, которые говорили, что не было никакой «Молодой гвардии», а были только мальчуганы-хулиганы, – говорили нам в музее. – После экскурсии они признавались, что были не правы. А некоторые даже плакали…»

Мы не плакали – молчали. В музее, где видишь плюшевого мишку, которым играли девочки, или нарядное бордовое платье Любы Шевцовой, или старый снимок – отличник Олег Кошевой уверенно отвечает у доски, – стараешься не разглядывать долго другие фотографии, где изображено то, что стало с этими подростками и как их всем городом хоронили. Сердце обволакивает ледяной ужас. Ведь гитлеровцы не просто расстреляли – они с маниакальной жестокостью расправились с недавними школьниками четырнадцати, шестнадцати, семнадцати лет…

В Краснодоне невидимый прожектор четко высвечивает идеалы и принципы жителей Донбасса. Они за них воюют, они их не предадут. Несломленные комсомольцы навсегда останутся для них героями, а Бандера, Шухевич и прочие националисты, возвеличенные на Украине, – преступниками, у которых руки по локоть в крови. В этом вопросе нет места компромиссам.

Музей «Молодой гвардии» был открыт в 1970 году, в нем побывало более четырнадцати миллионов посетителей из ста тридцати стран мира. Эпопея шахтерской жизни таится в лаптях-«непромокашках», сплетенных из коровьих желудков, в лампочках с красноречивым названием «Спаси и сохрани», в тяжеленном отбойном молотке, которым шахтеры работали по десять-двенадцать часов в сутки.

Шаг за шагом приближались к трагической истории «молодогвардейцев».  Но сначала видели обычные вещи, переданные музею их родственниками. Ваня Земнухов блестяще играл в шахматы – и вот его шахматная доска. Олег Кошевой считался отменным вратарем – мама передала в музей футбольный мяч. А Сережа Левашов увлекался биологией – огурец, пророщенный им в бутылке по рекомендации журнала «Юный натуралист», хранится в музее более семидесяти пяти лет.

– Жутко… – прошептал кто-то. – Журнал есть, огурец – вот он, а мальчик давно погиб.

Мы долго стоим у большого снимка – участники школьного ансамбля сфотографировались после первомайского концерта. В белой кубанке – веселый сорванец и заводила Сережа Тюленин. У него было десять сестер, и он – долгожданный сын. 31 января 1943 года после страшных пыток, с переломанными руками, семнадцатилетнего Сережу сбросили в шурф шахты номер пять. Посмертно Сергей Тюленин был удостоен звания Героя Советского Союза.

На этом снимке три Героя Советского Союза – помимо Сережи Люба Шевцова (9 февраля 1943-го она, истерзанная пытками, была расстреляна в Гремучем лесу на окраине города Ровеньки) и Владимир Кузнецов, который получил высокое звание Героя за форсирование Днепра.

Молодогвардейцы распространили в Краснодоне более пяти тысяч антифашистских листовок. Накануне 25-й годовщины Октябрьской революции водрузили восемь красных флагов на самых высоких зданиях. В День Конституции СССР подожгли немецкую биржу труда, где хранились документы людей, предназначенных для угона на принудительные работы в Германию, – так были спасены около двух тысяч юношей и девушек. Но подпольная организацию раскрыли.  Большинство молодогвардейцев после страшных пыток были казнены.

– Сохранился протокол допроса Вани Земнухова, – говорит экскурсовод Елена Стешенко. – Ваня начал дерзить фашисту, тот ударил его по лицу. Ваня носил очки, осколки попали в глаза, и Ваня ослеп. На спине у него была вырезана звезда. Опознать ребят было сложно – тела были обезображены. Опознавали по косам, медальонам, расческам…

Долго мы вглядывались в слова, наскоро набросанные на обрывках серой бумаги. Это последние записки зверски убитых школьников.

«Дорогая мамочка! Если папа будет жив, то нужно отомстить по лозунгу «Кровь за кровь, жизнь за жизнь». Домой не вернусь. Спросите дневник. С приветом, Клава». «Мама, я получил сегодня и вчера табак, за что тебя благодарю. Спасибо всем, кто мне помогает». «Я пока жив, но судьба моя неизвестна. За остальных ничего не знаю. Я сижу ото всех в одиночной камере. (Прощайте).

Возле музея, в самом центре города, они и похоронены. Забыв про колючий дождь, мы долго стояли возле мраморных плит, под которыми нашли покой пятьдесят восемь жестоко замученных комсомольцев. Точно факел, возвышается над площадью памятник «Клятва».

– В июле 2014 года в музей пришли ополченцы. Они сфотографировали сохранившуюся «Клятву молодогвардейцев» и на ее основе сделали свою клятву, с которой шли в бой, – рассказала нам Елена Стешенко.

– Работал ли музей во время боевых действий? – спрашиваю Елену Викторовну.

– Ни на один день не закрывался! Приходили ополченцы, журналисты, представители ОБСЕ, «гуманитарщики». Каждый день в журнале отзывов появлялось по три-четыре записи.

– Но ведь, наверное, страшно было…

– Очень страшно! За нашим музеем стояли зенитки. Когда начинался обстрел, мы кричали, плакали, обнимали друга, падали на пол… Думали, рухнет остекление. Земля ходила ходуном, стены дрожали. Но музей не пострадал! Мы потом решили, что это ребята-молодогвардейцы нам помогают. Ведь мы уже прочно связаны с ними: любим их, а они спасают нас… Да, мы не сомневаемся в этом.

12 мая 2016 года Верховная Рада Украины решила возвратить Краснодону историческое название – Сорокино. Но местные жители относятся к этому постановлению с равнодушным презрением. «Глупости это. Как были краснодонцами, так и останемся», – спокойно говорят они.

Снаряд возле детской площадки

Мы снова собрались в путь – Елена Викторовна попросила подбросить ее до ближайшего города Молодогвардейска. За рулем был депутат Сергей Серов. В пути говорили о разном: вспомнили даже о бесстрашных летчицах – «ночных ведьм», как называли их фашисты, о Герое Советского Союза из Башкирии Магубе Сыртлановой, сражавшейся на Дону.

Но беседа от войны давней каждый раз перетекала к войне новой. Да и могло ли быть иначе, если тряслись мы на разбитой дороге, по которой не так давно ехали танки.

– У нас на «Скорой помощи» мужчину убило… – печально сказала Елена Викторовна. – Привез кого-то, выходил – и тут в него осколок.

–  Горе…– сумрачно поддержал разговор Сергей Викторович. – А у меня из головы тринадцатилетний мальчик не выходит. Он сестренку собой накрыл. Сам погиб, а сестра осталась жива.

– У нас тоже был похожий случай, – кивнула сотрудница музея. – Отец лег на детскую коляску.

– Но то все-таки отец. А там – братишка…

Я поинтересовалась: «Следы войны сохранились в Молодогвардейске?»

– Хотите посмотреть? Покажу.

Мы вышли из машины, направились вслед за энергичной Еленой Викторовной. И в пустом тихом дворе увидели снаряд, вонзившийся в асфальт неподалеку от детской площадки.

Еще один ВСУшный снаряд горожане использовали для создания памятника в местном парке. В ЛНР уже появилось немало новых мемориалов.

– Как вы пережили этот кошмар?

Елена Викторовна ответила не сразу. Потом призналась:

– Тяжело пришлось. «Ураганы» били, «Гиацинты» били… В ночь, когда ополченцы отбивали Новосветловку, можно было читать газету, так от снарядов было светло.

– Да уж не до газеты в такое-то время… – заметил кто-то.

– А вы знаете, по-разному бывает! – оживилась Елена Викторовна. – В ту ночь в городе такая суматоха творилась. Люди бежали в гаражи, ползли куда-то, плакали, детей за руки тянули, чтобы хоть где-то укрыться… Ну, не передать! Меня всю колотит, я делать ничего не могу. А дочь взяла пяльцы – и принялась вышивать. Иголка даже не дрогнула! Снаряды летят, земля содрогается, меня трясет до нервного тика – а она спокойна. «Ну мам, не волнуйся. Судьба – значит судьба», – говорит. За два страшных дня она прекрасную картину вышила. Я ее вставила в рамку. «Детям своим, – говорю, – будешь показывать».

А однажды муж пошел на рыбалку – и начали бить «Грады». Мы же видим, с какой стороны летят, – как раз возле озера ложатся! Дочь в слёзы: «Как же папа?!»  Я ее обнимаю, плачем обе. А снаряды все ближе, ближе к нашему дому… Нервы не выдерживают, подбегаем к окну (мы на четвертом этаже живем) – и что вы думаете? Стоит возле подъезда наш папа и смотрит, как перелетают эти «Грады»! Интересно, видите ли, ему. Ух, я и разозлилась! «Сама тебя убью», – говорю. Но тут не до шуток. В Молодогвардейске ведь девятнадцать человек погибло.

– Как же вы на работу добирались?

– Да как придется… Однажды во время авианалета захожу в троллейбус, а тут ополченцы: «Работает воздух! Быстро в бомбоубежище!»  Люди вышли, я сижу. Ополченцы говорят недоуменно: «А вы почему не идете?» Я, робко так: «Мне на работу надо». «А где работаете?» «В музее…» Они аж побледнели: «Марш в бомбоубежище!»

Но у меня же рабочий день! Я на другую остановку пошла, снова в троллейбус села. Гляжу – эта же машина подъезжает: «Работает воздух!» Ребята меня увидели, оторопели: «А вы что тут опять делаете?!» В общем, в тот день в музей я так и не доехала. Дороги были перекрыты.

Светлый луч в черных событиях

Человек так устроен – он ко всему привыкает. Мы, жители мирной республики, привыкли видеть короткие сводки из Донбасса в вечерних новостях, а те, кто живет в тех краях, свыкаются с нестабильностью и тревогой. Приспособиться можно ко всему, иначе не выжить. Светлый луч люди находят даже в черных событиях.

– Мы живем в частном секторе Луганска. Знаете, как во время войны соседи сплотились? – рассказывает юная красавица Кристина Андрусь. Слово «война» никак не вяжется с ее стильным образом и сияющими глазами. – В городе около сорока дней не было света и воды. Что делать? У одного соседа генератор – подключались по очереди, чтобы был свет. У другого во дворе скважина – жители нескольких улиц набирали воду. С одной стороны, это страшно. А с другой…

Ну, мы все хоть познакомились друг с другом! Мои родители смастерили тачку с ящичками, возили пятилитровые бутыли. Я сейчас смотрю на нее – слезы наворачиваются. Выжили!.. Особенно страшно было сидеть без света, а значит, без интернета и телевидения. Оторваны от мира, никаких новостей. Где-то бахает, а ты думаешь – к нам летит снаряд, не к нам…

– До войны я мало интересовалась политикой, за событиями в Киеве наблюдала со стороны. Перемены витали в воздухе, но мы не думали, что все так произойдет, – подхватывает беседу Анна Минеева, сотрудник Федерации профсоюзов ЛНР. – Когда был налет на здание администрации, это был шок! А потом… как-то привыкли. Транспорта не было, до работы я добиралась на велосипеде.  Едешь туда – сирена, обратно – снова сирена. Сначала все пугались, спешили в бомбоубежище, а потом перестали обращать внимание.

Анна рассказала, что прежде жила в Лутугинском районе, который захватила украинская армия. В обычном селе (широкая улица, по обеим сторонам дома) расселились солдаты ВСУ. Никто поначалу и не посчитал их за врагов – парни как парни. Сидели с сельчанами за одним столом, ели из одного котла…

– А когда уходили, оставили мину-растяжку, – неожиданно завершает Анна. – Чудом никто не подорвался! А ведь там дети были маленькие, старики… Вот такая подлость напоследок.

Побывав в ЛНР, мы увидели освобожденные луганские села. Навсегда врезалась в память истерзанная Новосветловка. Головорезы батальона «Айдар», среди которых были иностранные наемники, превратили мирное местечко в концлагерь. Там все было, как в Великую Отечественную: новые фашисты устраивали расправы над сельчанами, уличенными в связях с ополченцами: зверски пытали их, а потом показательно казнили.

Мы прошлись по Новосветловке – там стояла мертвенная тишина.  Скромные домики и некогда солидные кирпичные особняки были разбиты и заброшены, в тяжелых металлических воротах зияли многочисленные отверстия. «Здесь расстреливали, – прошелестел чей-то голос. – Осторожнее, вдруг растяжки…»

Над безжизненным селом возвышалась величественная церковь.

– Ее уже восстановили, – объяснил нам Сергей Викторович. – Она тоже была разрушена.

«Айдаровцы» (Айдар – так называется река на Луганщине), убедившись, что ополченцы подошли близко, заставили сельчан строить вокруг храма укрепления. Те, кто отказывался, падали под автоматными очередями.

19 августа «айдаровцы» всем объявили: «Приходите к церкви с документами, вывезем в безопасное место». Явились пенсионеры, подростки, матери с грудничками, а кого-то каратели притащили силой. Людей затолкали в храм и заминировали его фугасами. Дни стояли жаркие, сгрудившиеся люди, измотанные ужасом, страдали от духоты, жажды и неизвестности. Двое суток церковь стерегли молодчики из «Айдара». Но когда дежурство принял один из солдат ВСУ, он отозвал кого-то из заложников и прошептал: «Выходите по двое – якобы по нужде, берите детей, бегите и не возвращайтесь!» «Из сотни один человек оказался нормальный…» – вздыхали потом очевидцы.

Потом мы видели многое: и сгоревший танк (из него сделали памятник – украсили цветами, венками, георгиевскими лентами, крупной надписью «За наше и ваше будущее»), и руины школы, и разнесенную снарядами Новошахтинскую таможню… Но мрачное безмолвие Новосветловки запомнилось мне навсегда.

В Луганск мы вернулись ближе к сумеркам. Теперь он показался нам мирным городом – привычные рекламные огни, спешащие по своим делам пешеходы. Но мы уже знали – у каждого из них, будь то бабушка в платке или девушка в наушниках, солидный мужчина или худощавый подросток, есть своя тяжелая история, связанная с войной на Донбассе.

Мы прощались. Оказалось, навсегда…

Наутро мы собрались уезжать из Луганска: укладывали в машины вещи, что-то деловито обсуждали. Анатолий Кривоносов, депутат Народного совета ЛНР, который вместе с Сергеем Серовым принимал нас на луганской земле, помогал упаковывать большую картину – подарок гостям из Башкирии. На картине вздымал факел монументальный Труженик – один из самых знаменитых памятников Луганска.

Анатолий Николаевич был в прекрасном расположении духа, он улыбался: «Еще встретимся!» Где-то недалеко от взорванного моста мы фотографировались на память.

Кто же знал, что больше мы никогда не увидимся? Меньше, чем через год Анатолия Николаевича и его супругу Инну Владимировну, тоже депутата, расстреляют в их собственном доме. Это произошло в ночь с 26 на 27 августа 2017 года.

Анатолий Кривоносов не любил говорить о себе. Он очень дорожил Инной и уговаривал ее поделиться воспоминаниями. «О чем же рассказывать?» – удивлялась она. Но, побеседовав с ней, мы узнали, что отважная женщина помогала ополченцам, лично вывозила пациентов из больниц, попавших под бомбардировки, спасала стариков и детей.

– Ты расскажи, как ополченцев под обстрелами хоронила! – настаивал Анатолий Николаевич и обернулся ко мне: – Минометный обстрел – а она возле церкви стоит. Я на нее кричу: «Иди в помещение!» – а она не уходит.

– Да, было такое, – спокойно кивала супруга. – И батюшка, как положено, ребят отпевал…

Но через минуту Инна Владимировна, разгорячившись, заговорила быстро и сбивчиво, чуть задыхаясь от воспоминаний, волнения и острой боли:

– Сколько ребят в котлованах погибло! Мальчики лежат, а забрать их невозможно, – обстреливают. Но мы все равно их с передовых вывозили, не бросали, хоронили. А эти? Они же своих тракторами, как собак, сгребали – и все! Это же фашисты, самые настоящие фашисты! Вот каково это – посмотреть матери в глаза и сообщить, что ее сын погиб? Ведь это боль для нее какая! А мамы ко мне приходили постоянно. Они плакали, но говорили мне: «Дочечка, вы только не допустите, чтобы эти гады ступили на нашу землю! Держитесь!» Ребята мои дорогие… Вот он идет по коридору, ты обнимаешь, целуешь его. Проходит два часа – а его нету уже! Эти парни друг за друга – в огонь и воду! Один ополченец с позывным Кот на мину бросился – друзей спасал. Таких случаев много. Мы не хотели этой войны. Не мы ее начинали. Это они хотят крови! Они ведь знали, куда стреляли: по школам, детсадам, по больницам – по онкологии даже. Вот за что это нам? Что мы такое сделали? Мы просто хотим мирно жить!

– Ты ведь и женила ребят на передовой, – напомнил Анатолий Николаевич.

– Часто… Он – солдат, она – санитарочка. Ну и что, что вокруг все горит и рушится? Они семью хотят создать, деток рожать и воспитывать! Жаль, многие ребята до свадьбы не дожили…

Я вспоминаю, как страстно и убежденно повторяла Инна Владимировна: «Чувства страха нет! Вообще нет, абсолютно.  Если у человека есть страх, то волк его почувствует и загрызет. А они не чувствуют, не загрызут! Мы с Анатолием Николаевичем даже в бомбоубежище никогда не прятались, только пожилых людей и раненых туда спускали. Мы ведь всегда на виду…»

Мы никогда не забудем их доброго гостеприимства, дружеских бесед, теплоты и отзывчивости. Мы скорбим…

В память о комдиве

Нас ждал город Петровское. В самые горькие времена ветераны боевых действий под руководством Тимерьяна Ражапова взяли под крыло Петровскую школу №22 имени генерала Шаймуратова – не раз приезжали туда с подарками.

Петровское – знаковое место. Здесь похоронен легендарный комдив Минигали Шаймуратов, неподалеку расположен Сквер башкирских конников. Новая война могла разметать прежние монументы, уничтожить память о башкирских героях. Но мы увидели наведенный заботливыми руками порядок: ухоженные тропинки, грустные осенние цветы.

У директора школы Гульназ Камилевны башкирские корни. В Петровское приехали по распределению ее родители-педагоги, да так и остались на луганской земле навсегда

– Во время боевых действий в городе погибла наша коллега – учительница Галина Борисовна, – рассказывает Гульназ Камилевна. – Работала на даче и была убита осколком. Мы стремимся, чтобы даже в этой обстановке ребята чувствовали себя психологически комфортно, поэтому часто проводим мероприятия: спортивные, культурные, развлекательные. Но приоритетным направлением для нас всегда было патриотическое воспитание. В 70-е годы в школе открылся клуб «Подвиг», который вел большую работу, связанную с историей 112-й Башкирской кавалерийской дивизии. В музее сохранились воспоминания жителей Петровского, которые помогали раненым конникам. Сейчас эта работа активизировалась. В марте 2015 года решением совета министров ЛНР школе №22 было присвоено имя генерала Минигали Шаймуратова.

 

Мы побывали на школьной конференции, посвященной 75-летию формирования прославленной дивизии. Наши ветераны вручили подарки, в том числе мемориальную доску с изображением легендарного комдива. Вместе с учениками мы возложили цветы к братской могиле, помолчали у мемориала погибшим воинам. Немало наших земляков нашли на луганской земле вечный приют.

Петровские школьники рассказывают о подвигах героев Великой Отечественной так вдохновенно, будто сами были участниками давних событий. Нет, им довелось узнать другую войну. В школе мы обратили внимание на выставку рисунков на тему «Мой Донбасс»: живописные холмы, реки, шахты – и тут же танки, снаряды, разрушенные дома…

Мы думали о детях, переживших страшные события, и в школе, и в большом спортивном зале, где проходила спартакиада по дзюдо, посвященная празднику Покрова.

– Мы всегда рады гостям из Башкирии, – сказал Юрий Анатольевич Кондратенко, глава администрации города Красный Луч, открывая детскую спартакиаду. – Это наши защитники, побратимы, помощники в трудное время.

Красный Луч. История повторяется

Город моей бабушки – Красный Луч – встретил нас, как и подобает названию, лучистым солнцем. Тимерьян Ражапович предложил побывать на «Партизанской стоянке» – здесь в годы Великой Отечественной войны партизанский отряд три месяца сдерживал натиск гитлеровцев. Что-то вспыхнуло в сердце, когда я смотрела на ряды ровных белых плит с черными буквами «Неизвестный». Бабушкин старший брат Митя в семнадцать лет стал партизаном и пропал без вести. По сей день о его судьбе ничего не известно. Кто знает, может быть, и он нашел здесь покой.

В Красном Луче впечатляет мемориал воинам-интернационалистам. Груда камней символизирует Афганские горы. На зеленой лужайке расставлены камни с надписями: Кабул, Баграм, Соланг… Памятник пограничникам, монумент десантникам. Здесь ухоженно, красиво, чисто.

Но в городе отчетливо проглядывают следы последней войны. Из-за комендантского часа народ не появляется на улицах поздними вечерами, зато на рассвете, около семи утра, здесь вовсю кипит жизнь. Люди спешат по делам, рано открываются магазины и рынки. На улицах расставлены шаткие пластиковые столы: из самоваров наливают горячий чай, а из больших термосов – кофе. Обжигающие напитки охотно покупают и обычные прохожие, и ополченцы.

Война обрушилась на Красный Луч 30 июля 2014 года – мирных жителей разбудил грохот взрывов. Самолет ВСУ скинул на город восемь бомб, многочисленных погибших удалось избежать только благодаря неточности пилота. Взрывной волной выбило окна, один человек погиб.

О тех событиях рассказала нам жительница Красного Луча Елена Пустовалова – тренер в спортивной школе, автор и исполнитель замечательных песен. Впервые мы увидели Елену на фестивале в Луганске. А в Красном Луче в уютном кафе она пела нам под гитару. У Лены получалось это так легко, живо и талантливо, что мы, пожалуй, могли бы слушать ее до ночи. Но комендантский час – с этим не шутят.

– На Красный Луч шло наступление, как в 1941 году, – рассказала нам Елена. – Время перевернулось: то, что случилось в сорок первом, повторилось в четырнадцатом. Нацики даже наступали по фашистским картам – как под копирку. Когда на окраину, в Новопавловку, вошла танковая бригада, на защиту встал весь город – все парни поднялись. Казаки собрали добровольцев, вооружили – оружие брали даже из музея.  Муж, ветеран-афганец, до последнего не верил, что это произойдет. Но когда войска вошли в Новопавловку, а у него там мама живет, в стороне не остался. Мы тут на многое насмотрелись. Фашисты не только мужчин убивали, но и девчонок, а как издевались над ними! Они могли привязать человека к танку и возить по селу, могли подвесить за крюки, как гестаповцы… Даже я хотела взять оружие – казачий атаман не разрешил. Говорит: «Твое оружие – гитара!»…

***

Мы покидали Донбасс, возвращаясь через Новошахтинскую таможню, которая после авианалетов превратилась в руины. На пограничной заставе все прошло гладко, точила лишь одна мысль: «Мы уезжаем – а они остаются».

Каждая встреча, каждый разговор, каждая улыбка – все сохранилось в памяти. После такой поездки невозможно остаться прежней – начинаешь ценить светлое небо и простые радости.

Пусть будет мир на Донбассе! А мы, по мере сил, будем помогать нашим луганским друзьям.