«Галина Андреевна вспоминала, что они весь день искали медсанбат. Бесконечно бомбили, земля содрогалась от взрывов, небо стало черным. Постоянно приходилось останавливаться, наспех прятаться. «Оставьте меня, я все равно умру!» – шептал командир. Но юная Галина, сжав зубы, повторяла: «Нет, пока я с вами – не умрете!»
Уже темнело, но они ехали, почти не надеясь остаться живыми. Ближе к ночи медсанбат все-таки обнаружили. Оставив командира в надежных руках врачей, Галина вернулась в часть, а потом до самого утра на полуторках возила в медсанбат раненых воинов…»

«…Находился на службе в Медико-санитарном батальоне с ноября месяца 1942 в должности ординатора-хирурга операционного-перевязочного взвода. Проявил себя как способный врач. Проводил большую работу в противошоковом отделении, где добился хороших результатов по выведению тяжелораненых из шокового состояния. Сутками не выходил из операционно-перевязочного блока. Отказываясь от сна и отдыха, отдавал свои силы и знания делу спасения раненных бойцов. На основе приобретённого  опыта сделал самостоятельные научные выводы по вопросу выведению из шока тяжелораненых.  Выполнял все операции вплоть до полостных Благодаря умелым рукам моего прадедушки было спасено много жизней…»

«…После Находки они поплыли по Японскому морю. Его можно проплыть только во время прилива. А прилив бывает только ночью. Только они переплыли этот пролив, объявили советско-японскую войну. У них закончилась еда, ждали, пока катер привезет им еды и воды и ждали решения о том, куда их отправят: на фронт или в Магадан.  Из Москвы они дождались приказа и им пригнали катер с соей. Вся еда была из сои: каша, хлеб, суп с соей. А самой вкусной была селедка. Воды не было и стали ее опреснять. Очередь за водой была большой. Они плыли в Охотском море. Вдруг, откуда не возьмись, появилась акула: то с одной стороны, то с другой. И моряки пали духом, подумали, что пойдут на корм акулам….»

Публикуем воспоминания ветеранов из Нефтекамска, которые после войны сменили солдатские шинели на милицейские.  
«…В декабре 1942 года призвали в армию. Проходил службу в снайперской школе  Южно-Уральского военного округа, в Тоцких лагерях. С конца 1944 года меня направили на курсы младших лейтенантов I Прибалтийского фронта.  Воевал на территории Литвы и Восточной Пруссии. Город Кенигсберг долго не сдавался. В очередной раз подняли и нас, курсантов.  Не доехали каких-то двадцать километров, тут объявили, что  штурм закончен. Я в это время был пулеметчиком «максимки». Нас вернули обратно в Тильзит — на базу  у реки Неман. Готовились к сдаче экзаменов и ждали новые погоны младших лейтенантов….»

«…Однажды в нашу семью пришла неожиданная весть. По телефону сообщили, что найдены останки солдата Кошелева Александра Петровича. Вначале мы не поверили, но звонки продолжались, и все поняли, что это правда. Во время очередного звонка бабушка спросила:  «А как вы узнали, что это он?», на что ей ответили: «При нем была найдена закрытая гильза, в которой было написано «Архангельский район улица Крестьянская, Кошелева Александра Ивановна», еще были найдены личные вещи: каска, две кружки, стеклянная фляжка, много табака. С такими данными «Кошелев Александр Петрович» из Башкирии был призван только один солдат. Вскоре бабушке позвонили по телефону еще раз и договорились о дате, времени и месте перезахоронения…»

«…Не раз тишина нарушалась оглушительными взрывами снарядов и мин, темноту распороли вдоль и поперёк трассы пулемётных очередей. Враг, обнаружив переправу, открыл яростный огонь из всех видов оружия. Вода бурлит от обрушившейся на нее лавины горячего металла. С разных сторон слышатся стоны раненых и последние вскрики умирающих красноармейцев.
Как-то неожиданно вырос крутой правый берег Днепра. Бойцы устремились вперёд, бросая свои шинели на ряды колючей проволоки, забрасывая гранатами немецкие окопы. Бежал впереди своего взвода и младший лейтенант Киселёв, всем телом ощущая,  как мимо проносится смерть.   И когда враг был сломлен, огрызаясь из темноты  разрозненным огнём, Михаил вдруг почувствовал тупой удар, боль, и последнее, что отметило меркнущее сознание, было зарево подожжённой фашистами деревни…»